Основы Науки думать. Книга 1. Рассуждения
Шрифт:
Разум наверняка может что-то еще, но я пока не в силах говорить об этом определенно. И поэтому последовательно пойду по тем шагам, что наметились, пытаясь понять, как же работают эти устройства разума и что они представляют из себя как способности.
Глава 2. Думать, задавая вопросы
То, что вопросы ведут к обретению знаний, – это глубокое научное убеждение. Отсюда рождался научный фольклор о почемучках и журналах «Хочу всё знать», колющих орешек знания. Охота за знаниями, а не за решениями, – похоже, сильная ловушка, поскольку
Собственно говоря, она и создавалась как орудие обретения знаний, поэтому к ней претензий нет. Наука – узконаправленное орудие, предназначенное добывать, а когда добыть негде, то и создавать товар по имени знания. Поэтому наука разрабатывала способы добывания знаний и не занималась тем, как думать, оставляя это бытовому разуму.
Вопрос как способ добычи знания оказывается основным орудием науки в ее широкой части, охватывающей человечество почти поголовно. Лишь там, где находится ее передовой фронт и идут исследования, ученым приходится думать. Всё остальное пространство этого искусства не предполагает, просто потому, что есть предписание: прежде чем думать самому, нужно обрести на это право. А право дается вместе с эрудицией, то есть с достаточным и проверенным товарищами объемом знаний.
Поэтому во всей огромной пирамиде науки, почти до самого исследовательского острия, люди решают свои задачи, спрашивая, как их надо решать. Пирамида же эта сама вырастает из еще более широкого основания школы и дошкольного воспитания. То есть охватывает всё человечество, навязав ему свой подход.
И человечество его приняло, потому что обретать знания, не думая и не решая задачи, а спрашивая и получая готовые ответы, проще и легче.
И мы с детства отучаем себя думать и переучиваем на то, что принято в этом мире. Для нас в том возрасте это тоже задача выживания, как научиться сдерживать исследовательский порыв и заставить себя жить чужим умом. Мы решаем ее и становимся успешными… но бездумными.
Я не шучу и не перегибаю палку. Если вспомните детей и даже зверей, то увидите, что изначально нам свойственно исследовать, думать и решать те задачи, которые жизнь ставит на нашем пути, как задачи выживания. Вспомните и то, как в итоге этих исследований мы портили вещи, а нам объясняли, иногда мягко, а иногда и очень болезненно: прежде чем соваться со своим умом, спрашивать надо!
Вы даже вспомните или узнаете выражения вроде:
– Я думал…
– Нечего тебе думать! Кто тебе велел думать?! Кто ты такой, чтобы думать?! Думать за тебя умные люди будут! Ты должен не думать, а делать то, что тебе говорят те, кому думать полагается!
Они действенны даже когда мы взрослые, потому что в ответ рождается злое решение: ну и думайте сами, а я буду тупым исполнителем и так вам отомщу. Вы еще пожалеете! Это состояние тем хорошо, что оно приходит на памяти, и часто даже болезненной, и мы можем легко раскрыть его содержание.
В итоге такого решения мы начинаем изображать тупых, считая, что где-то внутри мы гораздо умней, чем изображаем. Мы всего лишь играем в тупого исполнителя, всего лишь набираем выражения вроде: нам думать не полагается, мы людишки маленькие! Но в итоге это состояние становится образом жизни. А когда оно оказывается спасительным, то мы еще начинаем чувствовать в нем силу, будто живем в бронежилете. И тогда воздействие решения не думать сказывается на всей жизни.
Но важнее этого то, что, вспоминая подобные решения, мы можем понять, что было с нами в детстве. Там тоже принимались такие же решения. Пусть они звучали несколько иначе, вроде: надо всегда спрашиваться! Или: прежде чем что-то взять или что-то сделать, надо спросить разрешения! Или: надо быть похитрее, и если можно спросить готовый ответ, нечего самому гробиться!
Но при этом они точно так же сдерживали творческий порыв разума и заставляли вести себя определенным, предписанным обществом способом. Так мы становились удобными и управляемыми. И это значит, что наше общественное устройство не нуждается не просто в тех, кто умеет думать, а в самом разуме!
Но все же, может ли способ задавать вопросы ради ответов быть одним из устройств разума?
Как кажется, может. Вот я стою перед задачей, которую не в силах сразу решить. К примеру, что-нибудь техническое, вроде неработающего прибора. Я пытаюсь его изучить, осматриваю, ощупываю, кручу в руках, жму осторожно различные кнопки, трясу. Таким образом я пытаюсь понять, что у него внутри и как он устроен.
Как я это пытаюсь понять? Я пытаюсь представить, то есть создать некий образ, складывающийся из множества образов, полученных во время моего обследования. Представив, то есть сложив перед внутренним взором образ устройства, я смогу сделать предположение о том, как же он работает, и окажу нужное воздействие, чтобы эта работа началась.
Значит, в своем представлении я создам образ возможного действия и образ предполагаемых последствий. Пока я еще не вышел за рамки того, как думать представляя. Но выйду, потому что, глядя на это устройство, я скоро начну рассуждать, а потом и воображать, достраивая те его части, которые не смог рассмотреть, но которые бы объяснили мне, почему же он все-таки не работает.
А потом я сдамся и пойду спрашивать знающего человека. И запущу прибор.
Это определенно будет решением моей жизненной задачи. Не его ответ и не то знание, которое он даст мне готовым, а то, что я пойду его искать.
Вот почему разум детей так легко принимает требование не думать, а спрашивать – оно естественно для разума как один из способов работы.
И значит это то, что человечество живет с перекосом, используя по преимуществу лишь одно из устройств разума и развивая его чрезмерно, в ущерб остальным.
Но можно увидеть это и иначе: человечество пару тысяч лет назад рассмотрело эту часть разума и решило обеспечить ее работу, выстроив внешние приспособления. Все огромное научное здание взращено для того, чтобы человечку можно было пойти и спросить ответ. И взращено основательно в виде приспособления, соответствующего самому устройству разума, так что поиск ответов оказывается очень естественным и относительно простым.
Здание науки, со всеми его строениями и отделениями, раскладывает все возможные вопросы о мире по полочкам, соответствующим устройству мира. И если нам нужен ответ на вопрос о какой-то части мира, мы всегда можем найти науку, соответствующую этой части. А в ней тех, кто подскажет, где лежат заготовленные впрок знания.
Следовательно, мы вполне можем достроить и остальные устройства разума до такого же развитого состояния. И тогда никакого перекоса в развитии человечества больше не будет. Надо только понять, что и как достраивать.