ОСНОВЫ ПНЕВМАТОЛОГИИ

Шмаков Владимир

Зная это, мы можем правильно оценить истинную природу онтологических проблем и возникающие при этом трудности и опасности. Так, на пути истории было совершено много попыток разрешения исходных вопросов бытия через онтологизирование психологических данностей. Эти попытки были справедливо осуждены, но истинный корень их ошибочности остался невыявленным. Более того, — подверглась осуждению сама идея восхождения к онтологическим реальностям, хотя ошибочность свершенных попыток заключалась не в самой идее, а в неумении ею правильно коспользоваться. Непосредственно наблюдаемые в жизни человеческого сознания начала и законы действительно не могут почитаться общекосмическими реальностями, так как всем им необходимо присущ специфический психологический окрас. Онтологизирование этих психологических данностей есть неправомерный антропоцентризм, неправильное приписывание частному достоинства всеобщего. Однако все это справедливо лишь при ошибочном отождествлении понятия общего вида с синархическим центром. Не зная закона синархии, различные авторы20 понимали онтологизирование в смысле восхождения именно к общему виду, а не к синархическому центру. Ложность этих построений очевидна, но отсюда вовсе не следует невозможность выполнения онтологизирования в его истинном смысле; более того, отрицание идеи онтологизирования вообще неумолимо приводит к абсурду. Действительно, в одном случае мы должны были бы признать за психологическими данностями самобытную субстанциальность, что очевидно нелепо. Если же эти данности суть лишь феномены некоторых общих космологических начал, онтологических реальностей, то должна существовать и иерархическая связь между ними, а следовательно, должен быть возможным

и переход от психологического феномена к онтологическому ноумену через возрастание уровня иерархии. В настоящей работе я и старался выполнить эту задачу. Если бы мы брали человеческий разум, человеческое чувство (мистику) и человеческую волю и приписывали им достоинство категорий мирового бытия, ипостасей субстанциальной Реальности, то этим мы совершили бы указанную ошибку отождествления общего вида с синархическим центром. Вместо этого я старался посильно вникнуть во внутреннее естество тех ноуменальных реальностей, по отношению к которым категории человеческой психики являются феноменальными обнаруживаниями. Выявленные таким путем общие онтологические начала с формальной стороны представляются даже более простыми, чем их конкретные аспективные проявления в сознании; сложность и богатство их содержания в этих определениях остаются скрытыми и актуально обнаруживаются лишь в феноменальных иерархиях, возникающих при органическом сопряжении в конкретном триады ноуменальных начал. Равным образом с формальнологической точки зрения понятие, напр., «чувство» и понятие ((содержание» совершенно различны, и сделанный переход от одного к другому представляется произвольным замещением одного понятия другим. То же самое должно сказать и относительно других двух начал: Аполлон вовсе не есть олицетворение или персонификация человеческого разума, как Прометей не есть персонификация человеческой воли. Итак, онтологическое начало не есть понятие общего вида, формально-логически возникающее из познания множества конкретного, а есть высшее органическое членение мировой синархии: познающее сознание может переходить от конкретного к этому началу единственно через движение по иерархической координате. При этом имеет место не проектирование относительных особенностей конкретного во всеобщее, но реальное переключение сознания на восприятие онтологических начал.

§ 18. Положение категории мистики в пневмато-логическом триединстве

Действительная природа категорий человеческого сознания, их взаимные соотношения и свойственные им феноменологии могут быть восприняты без искажений лишь после раскрытия проблемы во всей ее онтологической всеобъемлемости. Только этим путем могут быть устранены относительности и перспективные искажения, свойственные кругозору частной точки зрения. По этим основаниям я и начал изложение эзотерического учения о триаде категорий сознания выявлением их онтологических первообразов-начал: Аполлона, Диониса и Прометея. Выполнив эту задачу, мы и можем перейти теперь к изучению преломлений космических начал в конкретном эволюционирующем сознании человека.

Действительные онтологические взаимоотношения между тремя категориями утверждаются, как это было показано, законом динамического ква-тернера, раскрывающегося в диалектическом процессе. Здесь примат принадлежит началу высшей воли, мистика же и разум возникают как сопряженные его полярные модусы, а низшая воля рождается как результат их взаимоотношений. Именно в таком р. иде система категорий представляется с абсолютной точки зрения, свойственной Божеству и Его индивидуальному модусу — монаде. В обоих этих случаях сознание сопряжено непосредственно с субстанциальными истоками бытия, а потому и не искажается никакой обманчивой перспективой. Переходя к актуальному сознанию человека, мы встречаем совершенно иную картину. Центр сознания уже не заключает в себе субстанциальной самобытности, а черпает свое бытие из внешних, трансцендентных ему сфер. В гармонии с этим начало высшей воли также представляется трансцендентным и лишь постепенно раскрывается параллельно с ходом эволюции через интуицию. Таким образом, актуальное сознание включает в себя лишь частичные раскрытия мистики, разума и низшей воли, веяния же высшей воли представляются привходящими извне. Ясно, что при этих условиях имманентное сопричисление к действительно совершающемуся диалектическому процессу актуальному сознанию представляется невозможным, и оно обречено иметь иное, искаженное представление о взаимоотношении категорий.

В категории мистики актуальное сознание воспринимает внутреннее содержание всех форм бытия. Таким образом, оно сопричисляется к мировой Реальности прежде всего через мистику, и именно через нее же само исполняется содержанием. Разум только объективирует это содержание в различные формы и организует их в системы, а воля является лишь необходимой для этого движущей силой. Без содержания формы не только являлись бы пустыми, но и не могли бы вовсе возникнуть, как не могла бы родиться и воля. Здесь именно и проявляется воочию различие природ субъекта субстанциального и субъекта вторичного, порожденного. В Божестве и монаде содержание вечно присутствует, хотя и остается в начале21 не объективированным; воля, эманируемая субстанциальным естеством, в дальнейшем лишь объективирует категорию содержания, как один из полярных модусов естества, но не рождает это содержание. В противоположность этому актуальное сознание в своей уединенности есть лишь фикция, и для того, чтобы жить, должно сначала заимствовать содержание из высшего субстанциального источника. Однако, с другой стороны, это извне воспринимаемое содержание действительно становится актуальным достоянием сознания лишь постольку, поскольку оно объективировано им в формах разума. Последнее же неразрывно сопряжено с проявлением воли. Итак, первенство в актуальном сознании принадлежит категории мистики, но последняя является лишь prima inter pares.

Жизнь актуального сознания человека есть реальное творчество, и оно, как всякое конкретное бытие, одновременно причастно мировой Всеобщности (то ovtoc, ov} и мировому Ничто (ovk ov), находясь на грани Нирваны («?; ov) и Манвантары. Оно черпает содержание через мистику извне, но последнее в первичный момент вхождения должно быть охарактеризовано как бессознательное, ибо только после волевого объективирования в формах разума оно становится достоянием актуального сознания. Бессознательное содержание должно быть разделено на два основных вида. Первое привходит через низшую интуицию из окружающего феноменального мира, космической среды, а второе через высшую интуицию — из непроявленных глубин духа. Это содержание высшего порядка первичнее другого, ибо только благодаря его наличию возможно восприятие последнего. В частности, Гартман в своей «Философии бессознательного», понимая мистику, в полном согласии с эзотерическим определением, как категорию содержания, ограничивает ее одним только высшим видом: она есть «заполнение сознания содержанием (чувством, мыслью или хотением) путем непосредственного появления его (содержания) из бессознательного»22. Состояние стихии мистики в первичный момент вхождения ее в актуальное сознание, бессознательное в его общем смысле, как имеющее абстрактно-спекулятивную природу, играет феноменологически в диалектическом процессе актуального сознания роль вполне аналогичную с исполняемой началом высшей воли в истинном космологическом процессе. Действительно, это первичное состояние мистики раскрывается актуально в полярно-сопряженных: мистике как таковой — и разуме, а пройдя сквозь русло их — в воле, чем и оправдывается во всей глубине формула Гартмана.

В общей идее Нирваны заключены две полярно-противоположные идеи: непроявленная всеобщность \jurjov) и абсолютное ничто (ovKov)23. Конкретное бытие всегда граничит с Нирваной, а мистика является prima inter pares среди категорий его сознания. Вследствие этого должно a priori прийти к выводу, что мистика не может не иметь особого вида сродства с бездной Нирваны, в то же время будучи ей противоположной. Ввиду же двойственности концепции Нирваны возникает необходимость исследовать эту проблему в обоих сопряженных полярной противоположностью ее аспектах. Первичное состояние мистики в момент вхождения ее в актуальное сознание человека должно быть определено одновременно как тождественное с Нирваной, потенциальной Всеобщностью (urj ov), и полярно ей противоположное. По недостатку терминов возможно пояснить эту доктрину только путем подробного описания. Природа первичного состояния мистики нирванична, ибо в ней заключается вся всеобщность содержания, но только потенциально; в ней сосредоточены все истоки всех модусов конкретного бытия, но самое это бытие остается еще невыявленным. Это внутреннее родство мистики с Нирваной сказывается и в ее дальнейшем актуальном раскрытии: среди всех категорий актуального сознания мистика по преимуществу отражает веяния Нирваны, наиболее близко подходит к нирваническому лику Реальности. Действительно, мистика проявляется помимо внешней формальной логической закономерности: никакие разграничения, никакие формы ни в коей мере ее не останавливают, ибо она проникает и наполняет их изнутри; самая идея ее адекватна идее свободы и царственного господства над всеми условностями и относительностями. Однако, несмотря на наличие в некотором отношении тождества природ мистики и Нирваны, они в то же время бинерно противоположны друг другу. Мистика есть содержание бытия, есть ипостась его актуального раскрытия, есть то, что в нем есть. Последняя идея для современного мышления представляется плеоназмом, но в действительности здесь раскрывается реальный конкретно-спекулятивный смысл. В идее субстанции идея бытия является лишь аспективным выражением ее общего смысла: субстанции неотъемлемо присуще бытие, это есть ее основной предикат, но тем не менее он не исчерпывает всего ее смысла. Но так как, обратно, бытие присуще только субстанции или ее модусам, то вполне закономерно ее определение как того, чему присуще бытие24. Идея мистики и выражает актуально становящееся бытие реальности. Чтобы быть актуальным, бытие должно преломиться во всех трех категориях, а потому одна категория содержания выражает лишь мгновенный рубеж между нирваниче-ской непроявленностью и актуальным раскрытием. Итак, первичное состояние мистики выражает содержание актуального бытия в его statu nascendi; определяя рубеж между Нирваной и Проявлением, оно причастно им обоим, а потому, с одной стороны, отражает дыхание бездны непроявленного, а с другой — есть истинный источник произрождения (partus generatio) всего, что есть.

Аналогично этому, первичное состояние мистики в момент вхождения ее в актуальное сознание человека граничит также и с Нирваной, понимаемой как безусловное ничто (ovkov). Действительно, жизнь всякого конкретного сознания есть реальное творчество, т. е. непрерывное преодоление мировой Пустоты, Нирваны. Каждый новый возникающий в нем элемент, каждое новое его состояние или вид движения продвигает рубеж царства актуального существования, заполняет зияющую бездну Нирваны. Иначе говоря, конкретное сознание все время граничит с Нирваной, все время передвигая вперед этот рубеж и, соответственно со своей собственной эволюцией, увеличивая его общее протяжение в интеллигибельном пространстве. Разум и воля проявляются в этом пространстве, но сами по себе, как таковые, не протяженны; только мистика, как протяженность, кат elbo)(r]v, и образует «тело» актуального бытия, его «материю» (ovoca) в общем смысле, а потому и актуально граничит с бездной Пустоты.

Первичное состояние мистики, являющееся по отношению к конкретному сознанию абстрактно-спекулятивным его диалектического процесса, есть веяние Трансцендентного Лика Абсолюта, космического Субъекта, стремящегося к самопознанию в творчестве. Точно так же и в проявленной природе всякий организм, как и всякое их множество, возникает к бытию лишь через внедрение начала мистики в мир времени и меры, не имеющий сам в себе никаких самобытных истоков бытия. Различные состояния и степени совершенства обнаружения единой в себе мистики и создают иерархический строй космоса. Таким образом, начало мистики, как содержание всех форм и видов актуального бытия, связуя своим естеством Трансцендентный Лик Абсолюта с феноменальным, осуществляет имманентизм идеального со становящимся. Идея, что мистика есть абстрактно-спекулятивное человеческого сознания, что именно в ней свершается сопричисление конечного бытия к Бесконечному, как атрибута к субстанции, достаточно отчетливо выражена у В. С. Соловьева. — «Мистика имеет значение настоящего верховного начала всей жизни общечеловеческого организма, так как в мистике жизнь находится в непосредственной теснейшей связи с действительностью Абсолютного Первоначала, с Жизнью Божественной»25.

Будучи содержанием всего человеческого существа, мистика, разумеется, является содержанием и всех его проявлений. Чем выше развивается его актуальное самосознание, тем отчетливее и непосредственнее он ощущает иерархическую соподчиненность своей природы Природе Безусловного. Непрестанное углубление этого ощущения и есть раскрытие в актуальном сознании категории мистики. Жизнь человека есть реализация потенций его духа, постепенное эволютивное объективирование и утверждение его синархического содержания. В этом и состоит всякое творчество. Таким образом, в своей мистике, как в абстрактно-спекулятивном, актуальное сознание одновременно черпает и ощущение реальности, и совершенство ее синархического выражения, которыми оно должно обладать при полноте реализации, и самую энергию, необходимую для осуществления творчества, и наиболее рациональную его закономерность. Отсюда становится понятным, что всякое творчество рождается как актуализация веяний мистики, т. е. что мистика есть субстрат творчества, и всякое творчество всегда мистично. Именно такое определение мистики мы встречаем и у Соловьева26.— «Истинная цельная красота может очевидно находиться только в идеальном мире в самом себе, мире сверхприродном и сверхчеловеческом. Творческое отношение человеческого чувства к этому трансцендентному миру называется мистикой».

Все три категории сознания неразрывно и органически сопряжены между собой, а потому истинная философия не может не основываться на ведении этого триединства. Всякое уклонение к гипертрофированию одной из них в ущерб другим, а тем паче игнорирование какой-либо из них неминуемо приводит к ряду заблуждений и противоречий. Именно это мы наблюдаем в истории новой философии, где, начиная с картезианской школы, стал претендовать на абсолютное господство интеллектуализм. Достойно бороться против этой гипертрофии интеллекта представители сенсуализма не могли, ибо они ограничивались лишь низшим поясом иерархии мистики — простейшими чувствами. О более высоких видах ее проявления мы встречаем у разных авторов лишь отдельные мысли и частные учения, но создание соответствующей целостной системы остается делом будущего. Наконец, волюнтаризм разрабатывался главным образом в узко-психологическом аспекте, и только у Шопенгауэра идея воли несколько приобретает онтологическое значение. Вообще же философия нового времени характеризуется необоснованным ограничением начал мистики и воли одной только психологической областью и в то же время неправомерным приписыванием разуму в психологическом понимании онтологического достоинства. Воля, а в особенности мистика, были устранены из строительства современного миросозерцания за психологизм, но тот же самый психологизм разума был положен в основание всех учений от Декарта через Канта до его преемников и последователей. Как известно, выяснению этого и посвящена преимущественно философия Розмини и в особенности Джоберти. В противоположность психологизму и одностороннему утверждению категории разума новоевропейской школы, эзотеризм изучает предстоящие пред человеком проблемы в их онтологической всеобщности и в органическом сопряжении всех трех категорий. Так как его отличие от официальной школы наиболее резко раскрывается в факте наличия в нем учения о мистике, то и всему его целому было неправомерно приписываемо общее наименование мистицизма. Между тем в действительности эзотеризм есть органическое триединство мистицизма, интеллектуализма и волюнтаризма в онтологической всеобщности и психологической конкретности. Эти три его части суть не отдельные системы, но органические членения единого целого, взаимно дополняющие, отражающие и насыщающие друг друга. Каждое из них есть познание целого с точки зрения части, но при учете ее собственного относительного места в нем и свойственного поэтому ей достоинства. Это есть как бы три координатные плоскости, на которые одновременно проектируется единое трехмерное тело. Так как мистика есть категория содержания, то истинный мистицизм имеет свой задачей изучение внутренних иерархических соотношений между содержанием видов конкретного бытия и Содержанием Бытия Абсолютного. Разум занимается только очерчиванием форм, разграничением их между собой, расчленением синтетического целого на его элементы. Мистика же, сопричисляясь к синтетическому целому, вневременно сопереживает и целое, и все его составляющие части, и все их сочетания между собой. Она сопереживает отдельные виды конкретного бытия не с их периферии, как это делает разум, а через их внутреннее естество, и объединяет их многообразие через непосредственное ощущение насыщенности космоса единством.