Основы психологии
Шрифт:
В книге «Один в глубинах земли» французский спелеолог М. Сифр, который провел почти шестьдесят три дня в пропасти Скарассон на глубине сто тридцать пять метров в темноте пещеры без часов и других указателей времени, рассказывает об интересных явлениях, связанных с расстройством биологических часов. Через тысячу часов (более сорока суток) ему казалось, что прошло лишь двадцать пять суток. А когда добровольное заточение окончилось и друзья пришли за Сифром, он заявил: «Если бы я знал, что конец так близок, то давно бы съел оставшиеся помидоры и фрукты».
Субъективное убыстрение течения времени отмечали и другие покорители пещер. Парадоксальность этого явления в том, что оно противоречит основному закону психологической относительности времени – временные
Мы знаем: время растяжимо.
Оно зависит от того,
Какого рода содержимым
Вы наполняете его.
Бывают у него застои,
А иногда оно течет
Ненагруженное, пустое,
Часов и дней напрасный счет.
Пусть равномерны промежутки,
Что разделяют наши сутки,
Но, положив их на весы,
Находим долгие минутки
И очень краткие часы. Мы – современники одной из величайших «психологических революций» в восприятии времени. Мы, кажется, физически ощущаем его стремительный бег, его неумолимую последовательность, невозвратимость и ни с чем не сравнимую личностную ценность. Если для некоторых высшая оценка времени – «время – деньги», то для других время – новые знания, новые впечатления, новые мысли, новые деяния. Из времени строим мы свою личность. Исчезает время – распадается связь времен – распадается личность. «Я» – это всегда синтез: «я» вчерашний, «я» сегодняшний, «я» завтрашний. Психологическую относительность времени можно рассмотреть не только как его различную личностную оценку в зависимости от «содержимого» наших чувств и нашей деятельности. Она проявляется и в двойной исторической экспозиции. Первая экспозиция – это различия в восприятии времени в разные исторические эпохи. Вторая – история восприятия времени в ходе развития каждого человека от рождения до кончины. Историк А. Я. Гуревич говорит, что человек не рождается с «чувством времени». Его временные и пространственные понятия всегда определены той культурой, к которой он принадлежит. Первобытный человек знал лишь недавнее прошлое и непосредственное будущее. Пространство и время для него выступали в качестве могущественных таинственных сил, которые могут быть добрыми и злыми. Долгие века прошли, прежде чем люди пришли к идее необратимости времени, – им казалось, что все всегда существует, а то, что сегодня отмирает, завтра возрождается в неиз менном виде: «Ничто не ново под луной». «Завтра, – говорили аме риканские индейцы, – это только другое имя для сегодня». Выразительный символ древнеиндийского, например, понимания времени – колесо. Колесо космического порядка извечно движется, это постоянно возобновляющийся круговорот рождения и смерти. Медленно текло время и для жителя средневековой Европы. Главным ориентиром суток был звон церковных колоколов.
Поскольку, по мнению А. Я. Гуревича, темп жизни и основных занятий людей зависел от природного ритма, то постоянной потребности знать точно, который час, не существовало. Не дорожили временем, и привычного деления дня на части было вполне достаточно, понятия о минуте как отрезке времени и интегральной части часа не было. Даже после изобретения и распространения в Европе механических часов они очень долго не имели минутной стрелки.
Для Средневековья наглядный образ времени – это канат, протянутый с востока на запад и изнашивающийся от еженедельного свертывания и развертывания. И только лирическое поэты уже тогда почувствовали и выразили психологическую относительность времени: в горе и в порывах страсти герои забывают о времени, оно меняет для них свое привычное течение. Сгорая от нетерпения поскорее соединиться со своей невестой, один из героев скандинавского эпоса «Старшая Эдда» восклицает:
Ночь длинна, две ночи длиннее, как вытерплю три! Часто казался мне месяц короче, чем ночи предбрачные.
Так, пожалуй, мог сказать уже Ромео. А что касается Джульетты, то для нее: «В минуте столько дней, что, верно, я на сотни лет состарюсь, пока с моим Ромео свижусь вновь».
Но это для переживания настоящего момента. Что касается оценки прошедшего времени, то здесь действует обратная закономерность: незаполненные, пустые отрезки,
Установлено, что восприятие времени – самая трудная задача для детей. И немудрено. Начать хотя бы с того, что время не имеет наглядной формы. Его невозможно понюхать, попробовать, пощупать, увидеть. Его можно только прожить. А сколько путаницы вносит относительность словесных обозначений: «сегодня» – это вчерашнее «завтра» и завтрашнее «вчера». А что такое «скоро», когда так хочется в кино и так не хочется идти в поликлинику?
Конечно, с самого рождения младенца взрослые запускают режимные часы, и ребенок регулярно в одно и то же время хочет есть, спать, гулять. Разумеется, если у самих взрослых с этими режимными часами все в порядке. Но одно дело жить по часам и совсем другое – осознавать временную протяженность всей своей жизни. И все начинается сызнова – природные явления, ритм дня и ночи – первые надежные опоры детского «внутреннего календаря».
Сана (два года шесть месяцев), ложась спать, умывается и говорит:
– Сейчас я сказу: «С добьим утьем?»
Мать:
– Нет, это ты утром скажешь, а сейчас вечер.
– Какая язница?
– Разница в том, что утром светло бывает и люди начинают работать, а вечером темно и люди ложатся спать. Так, вечером надо сказать: «Спокойной ночи».
– Нет, спокойной ночи надо сказать, когда ноцную юбаску оденесь. А сейчас помыясь тойко. Надо сказать: «С добьим утьем».
Ребенок ищет и находит в своей жизненной практике надежную систему временных координат. Правда, эти координаты еще легко сжимаются от его страстного желания приблизить какое-либо радостное событие.
– Мама, – спрашивает четырехлетний Миша, – когда наконец наступит мой день рождения?
– Послезавтра.
– Это сколько раз я должен лечь спать?
– Два раза.
Миша немедленно ложится в кровать, всхрапнув два раза:
– Уже поспал! Уже день рождения!
Да, течение времени у детей не укладывается в арифметический ряд.
Апперцепция и установка
Итак, в результате сложной и согласованной работы органов чувств, познавательной деятельности человека в мозгу возникает образ объективного мира. А это значит, во-первых, что этот мир существует вне нас и независимо от нас, во-вторых, что картина мира в человеческом мозгу – не мозаика условных знаков или иероглифов, а система моделей-образов, которые в своих существенных свойствах повторяют вызвавшие их оригиналы.
Но внутренняя картина мира у каждого человека не просто образ окружающего, а субъективный образ. Это значит, во-первых, что индивидуальные картины мира могут существовать только в сознании конкретного живого человека и что, во-вторых, у каждого человека свой вариант этой картины. Кто-то сравнил писателя с человеком, который идет по дороге с большим зеркалом и отражает увиденное в своих произведениях. Этот образ, может быть, хорошо подчеркивает идею правдивости и реализма в искусстве, но не очень точно выражает активность и избирательность человеческого мировосприятия. И то, что увидит человек, и то, как он увидит и поймет, во многом зависит от внутреннего содержания его личности, его опыта, знаний, интересов, чувств, потребностей, от всей его индивидуальной истории.
Человек смотрит на мир (еще одно подтверждение силы зрительных впечатлений: мы говорим «смотрим» даже там, где точнее было бы перечислить все виды наших ощущений и сказать: слушаем мир, обоняем его, пробуем, осязаем и т. д., вообще – воспринимаем) через призму своей личности, своего опыта, чувств и интересов. Эта зависимость называется апперцепцией.
Особенно внимательно изучали зависимость восприятия и вообще всей психической деятельности человека от содержания сознания, от того, что было понято и пережито человеком, от его чувств и желаний грузинские психологи – последователи Д. Н. Узнадзе. Классический опыт выработки у человека простейшей установки (этим термином обозначают состояние готовности или предрасположенности к действию определенным образом, состояние, которое как бы вклинивается между познающим человеком и познаваемым объектом) легко повторить.