Основы теории аргументации: Учебник.
Шрифт:
Недостаточное внимание к ценностям в структуре теории во многом объясняется неисследованностью способа упорядочения входящих в нее положений.
Теория всегда имеет иерархическое и ступенчатое строение. С каждой новой, более высокой ступенью иерархии ценностное, прескриптивное значение утверждений, относящихся к этой ступени, увеличивается. Возрастает их сопротивляемость попыткам опровергнуть или отказаться от них, укрепляется их роль критериев оценки иных, лежащих ниже предложений.
Отчетливо двойственный, описательно-предписательный характер наиболее общих принципов теории очевиден. Они описывают и объясняют некоторую совокупность фактов. В качестве описаний принципы должны соответствовать эмпирическим данным и эмпирическим обобщениям. Вместе с тем принципы являются
Эта двойственность отмечается многими авторами. Н.Хэнсон, например, пишет: «...Формулировки законов иногда используются для выражения возможных и случайных утверждений, иногда для выражения правил, рекомендаций, предписаний, нормативов, соглашений, априорных утверждений... а иногда — формально аналитических высказываний... Немногие осознают разнообразие способов использования формулировок научных законов в одно и то же время, иногда даже в одном и том же отчете об эксперименте» [338] .
338
Hanson N.R. Patterns of Discovery. — Cambridge, 1965. — P. 98.
Общие принципы научной теории имеют, таким образом, две функции: описания и оценки. Нередко значение одной из них резко преувеличивается, а другой — игнорируется. Если абсолютизируется момент описания, принципы онтологизируются и предстают как прямое, однозначное и единственно возможное отображение фундаментальных характеристик бытия. Если принимается во внимание только оценочная функция, принципы истолковываются как конвенции, в выборе которых сказывается все, начиная с соображений математического удобства и кончая личными склонностями ученого.
Если общий принцип истолковывается как описание, выведение из него частного явления представляет собой объяснение последнего. Если же общий принцип трактуется как оценка (предписание, стандарт), то выведение из него частного явления оказывается оправданием этого явления, обеспечивающим его понятность в свете принятого образца.
Поскольку научные законы могут истолковываться двояко — дескриптивно и прескриптивно (как описания и как оценки), определение объяснения как подведения рассматриваемого явления под научный закон является неточным. Объяснение — это не просто подведение под закон, а подведение под закон, интерпретированный как описание, т.е. берущийся в одной из двух своих функций. Подведение какого-то явления под научный закон, истолкованный как оценка (предписание, стандарт), представляет собой оправдание данного явления, придание ему статуса того, что должно быть.
К примеру, общее положение «Если металлический стержень нагреть, он удлинится» можно истолковать как описание металлических стержней и построить на его основе, допустим, объяснение:
Для всего металлического стержня верно, что,если он нагревается, он удлиняется.
Железный стержень нагревается.
Значит, железный стержень удлиняется.
Указанное общее положение можно истолковать также как оценку, как суждение о том, как должны вести себя металлические стержни, и построить на основе данной оценки оправдание определенного факта:
Каждый металлический стержень при нагревании должен удлиняться.
Железный стержень нагревается.
_______________________________________________
Железный стержень должен удлиняться.
Чем объясняется иллюзия, будто понимание играет весьма ограниченную роль в познании природы или даже, как иногда полагают, вообще не встречается в естествознании? Прежде всего, существует определенная асимметрия между гуманитарными и естественными науками с точки зрения вхождения в них ценностей. Первые достаточно прямо и эксплицитно формулируют оценки и нормы разного рода, в то время как во вторые ценности входят по преимуществу имплицитно, чаще всего в составе описательно-оценочных утверждений. Это усложняет вопрос о роли понимания в естествознании и одновременно вопрос о роли объяснения в гуманитарном знании.
Иногда слову «понимание» придается смысл неожиданного прозрения, внезапного схватывания и ясного видения какого- то, до тех пор бывшего довольно несвязным и туманным целого. Такого рода понимание является, конечно, редкостью не только в естественных, но и в гуманитарных науках. Но сводить к «озарениям», «инсайтам» или «прозрениям» всякое понимание — это все равно, что сводить работу художника над картиной к нескольким завершающим мазкам, придающим ей особое звучание и цельность. Отдельные акты понимания, логически связывая между собой утверждения и упорядочивая их в иерархическую структуру, придают единство и целостность теории или иной сложной системе идей. Роль понимания аналогична в этом плане роли объяснения. Итогом многих элементарных пониманий и объяснений является система идей как органическое единство, отдельные элементы которого придают смысл целому, а оно им. Называя «пониманием» только заключительный этап «схватывания» или «усмотрения» целостности, складывающейся, разумеется, постепенно, нужно помнить, что без предшествующих, более элементарных дедукций в форме объяснений и пониманий он просто не был бы возможен.
И наконец, в естественных науках процедура истолкования и понимания маскируется периодами так называемой «нормальной науки», когда основные ценности теории, входящие в ее парадигму, не подвергаются сомнению и пересмотру. Нормальная наука внушает впечатление, что описание обязательно совпадает с оценкой, «имеет место» — с «должно быть» и, соответственно, объяснение есть одновременно и оправдание. Однако в период кризиса естественнонаучной теории и разрушения ее парадигмы, когда на арену выходят конкурирующие системы ценностей, объяснение и понимание заметно расходятся. В такой ситуации споры о понимании становятся обычным делом. В кризисный период «есть» и «должен», объяснение и понимание перестают совпадать и становится возможным и явным объяснение (в частности правильное предсказание) без понимания и понимание без умения объяснить на основе точного закона.
В мире, постулируемом теорией, граница между тем, что есть и тем, что должно быть, не является, как правило, устойчивой и определенной. Как уже отмечалось, общие утверждения теории, и в особенности научные законы, имеют обычно двойственный, описательно-оценочный характер. Они функционируют и как описания, и как стандарты оценки других утверждений и ситуаций. В силу этого трудно — а в естественнонаучных теориях вне контекста их развития просто невозможно — провести различие между объяснением и оправданием. Рассуждение, играющее в одном случае роль объяснения, в другом может оказаться оправданием, и наоборот. Возможность такой смены функций связана с тем, что объяснение и оправдание совпадают по своей общей структуре.
До сих пор речь шла о сильном (рациональном) понимании природы. В случае природных явлений возможно также слабое (целевое, телеологическое) понимание. Оно редко встречается в рассуждениях о неживой природе, но достаточно обычно в биологии и других науках о живой природе, где оно именуется телеологическим.
Один пример телеологического понимания:
Чтобы выжить, зайцу следует зимой иметь другую окраску, чем летом.
Заяц стремится выжить.
Значит, зайцу нужно зимой иметь другую окраску, чем летом.
Первая посылка устанавливает связь между целью и одним из средств ее достижения. Рассматриваемая как описательное утверждение, данная посылка фиксирует простейшую каузальную зависимость: смена зайцем окраски способствует его выживанию. «Способствует» означает здесь «является частичной, или неполной, причиной». Вторая посылка устанавливает позитивную ценность цели. Собственно говоря, каузальное утверждение становится целевым как раз благодаря тому, что следствие причинно-следственного утверждения объявляется целью, то есть позитивной ценностью. В заключении говорится о том, что «должен делать» заяц, «поставивший указанную цель». Многим представляется, что телеологическое понимание является всего лишь метафорическим способом выражения обычного каузального объяснения.