Особенности национальной милиции
Шрифт:
Знали бы они, что за спиной у них разгоряченный конь, обезумевший от скорой скачки и постоянного похлопывания по крупу руки Зубоскалина.
Услышав короткую очередь, нервное от природы животное заржало, теряя контроль над своими действиями, испуганно скосило голубой, бездонный глаз и в мощном прыжке перемахнуло через стрелявшую охрану.
Когда ребята подняли глаза и увидели над собой огромный лошадиный живот с черными копытами, блестящими тяжелыми подковами, мир для них перестал существовать, и они упали на тротуар в глубоком обмороке.
Конь перепрыгнул, не задев ни одного из секьюрити большого начальника. Перестав от испуга слушаться седоков, он несся, выбирая дорогу по своему усмотрению. Копыта животное направило в сторону железной дороги.
Целительница Варвара место для своего офиса избрала со знанием дела, профессионально подойдя к этому вопросу. Странная, непонятная энергия, витающая в окрестностях трех абсолютно одинаковых пятиэтажек, где обосновалась провидица, стоящих, между прочим, по отношению друг к другу правильным треугольником, творила чудо за чудом не хуже, чем на загадочных Бермудах. Эти дома были построены еще в позапрошлом веке, во времена господства капитала и процветания благородного дворянского сословия. Все три пятиэтажки, распланированные и построенные заезжим архитектором из Парижа, были заказаны местным купцом первой гильдии Коперфилиным, прославившимся на весь город тем, что, будучи бедным и неприметным ростовщиком, он сумел разбогатеть и довести свои капиталы до астрономической суммы всего за один месяц. Как смогла произойти такая метаморфоза, объяснить не могли ни большие умы девятнадцатого века, ни ученые и менеджеры современности. Однако доподлинно известно, что в одном из построенных зданий купец открыл салун, где вместе с благородным собранием избранных богачей якобы проводил лекции по мошенничеству и сеансы спиритизма.
С тех самых пор дома стали пользоваться недоброй славой.
Ходили слухи, что по ночам возле этих сооружений можно было встретить странных граждан, не похожих ни на одного из жителей славного Зюзюкинска, главным образом потому, как у зюзюкинцев ниже поясницы хвостов, похожих на коровьи, нет и никогда не было, а у тех подозрительных типов сия часть тела наблюдалась, причем даже не прикрытая полами сюртука. Также и из-под цилиндров торчали весьма двусмысленные наросты, свидетельствовавшие то ли о супружеской неверности их благоверных, то ли о принадлежности к силам потусторонним, у которых еще с сотворения мира в моде было носить рога и копыта. Эти весьма подозрительные гости города ровно в двенадцать заходили в пятиэтажки и бывали там до первых петухов, причем их пребывание в домах Коперфилина озвучивалось шумами диких плясок, веселья, гомерического хохота и усиленными, словно пропущенными через динамики, звуками бесстыдных поцелуев.
Перед революцией купец первой гильдии уехал за границу, вроде бы в тот самый Париж, в котором у знакомого уже нам архитектора заказал точную копию зюзюкинских строений. Там он и остался, по слухам, до конца своих дней. Однако представители нечистой силы во французский город по странному стечению обстоятельств наведываться не стали и, как выяснили французские краеведы, по причине банальной:
Коперфилин оставил всех актеров созданного им домашнего театра в России, эмигрировав налегке.
Дома же, оставшиеся на родине, по справедливости отдали неимущему народу, то есть народной власти, что в те времена казалось одним и тем же. Народная же власть, в лице грузного комдива, под которым со стоном прогибалась лошадь, оставленного спасать город от разрухи и накатившего свирепого голода, все три дома отвела под свою резиденцию.
И вот тут-то начались странные, доселе не раскрытые пропажи. Совершенно непостижимым образом из домов стали исчезать личные вещи комдива – в основном одежда – и многочисленные продукты питания, потребляемые начальством не ради собственной выгоды, а исключительно для того, чтобы поддерживать серое вещество в рабочем состоянии, которое изо всех сил думало о всеобщем благе. Исчезновения происходили с завидной регулярностью, следов злоумышленник никогда не оставлял, словно он был не физическим лицом, а личностью эфемерной, не нуждающейся в грузном и неповоротливом теле. Вот тут-то и вспомнились все те ужасы, которые творились в пятиэтажках до революции.
Комдив, по заданию партии ставший ярым атеистом, успокоил народ, заверив, что ситуацию он держит под контролем, что нечисти в домах нет и не было, по случаю невозможности ее существования, однако резиденцию свою перенес в усадьбу поплоше, хотя и с менее скандальной историей. Три дома же, со вкусом построенных парижским умельцем, щедрой рукой подарил детскому приюту, обитавшему до последнего времени в деревянных бараках. Ребятня, за время своей недолгой жизни прошедшая огонь и воду, чертей и ведьм бояться не стала и даже, наоборот, собиралась вспугнуть нечисть собственными дикими криками, надеясь посмотреть, как сверкают копыта. У нечисти оказались крепкие нервы, и она мирно стала уживаться с детворой. Пропажи не прекратились, но приняли иной характер. С кухни по-старому продолжала исчезать еда, однако не бесследно. По утрам испарившиеся продукты оказывались под подушками у воспитанников, в их тумбочках и прочих тайниках, придуманных изворотливым детским умом. Так же, не оставляя точных координат, стали уменьшаться ряды самих несовершеннолетних, вводя в замешательство преподавательский состав. Снова недобрые слухи о коперфилиновских строениях стали расползаться по городу.
По истечении двадцати лет аномальные явления не исчезли, и однажды на большом педсовете решено было переехать специализированному детскому учреждению в места, менее отмеченные энергетической активностью.
Еще несколько лет дома просто пустовали, пока в Зюзюкинск не пришли не знакомые с местной историей фашисты. Но и они вскоре заметили странную особенность зданий. Отведя все три корпуса под место временного заключения партизан и сочувствующих им, немцы обратили внимание, что как первые, так и вторые бесследно исчезают из наглухо запертых комнат с толстыми решетками на окнах. Разгадать загадку странного растворения в воздухе загадочных русских душ вместе с телами оккупантам не удалось за недостатком времени.
Последние десятилетия прошлого века ознаменовались тем, что многочисленные представители русского народа, в крови которых жил дух авантюризма, перемешанный с коммерческой жилкой, неожиданно открыли в себе наличие лишнего глаза, сильнейшего биополя и способности притягивать предметы, параллельно открывая завесу будущего. Вот когда забытые и опустевшие дома приобрели вторую жизнь, став, как и во времена своей молодости, шумными и многолюдными. Дешевые комнаты сдавались провидицам, целительницам, медиумам, потомкам великого Бхакты, прорицателям и просто внебрачным сынам божьим. Причем старая песня с исчезновениями с регулярностью повторялась, удивляя народ своей зацикленностью. Так честные обладатели не поддающихся логическому объяснению сил принимали народ в своих кабинетах, убежденно обещали помочь всем страждущим, брали задатки кругленькими суммами, а затем бесследно пропадали, оставляя оболваненных клиентов удивленно разводить руками.
Именно в этом, опасном и кишащем потусторонними силами, районе и обосновалась великая провидица и целительница по совместительству Варвара. Двое тяжело больных преподавателей школы милиции подошли к заколдованному треугольнику и огляделись.
– Нам туда, – указал на основание треугольника Смурной, прочитав небольшую вывеску, оформленную красным на черном.
Оба вошли в фойе и огляделись. Обстановка внушала доверие к всему сказанному в рекламе: мрачные серые стены, электрические лампочки в виде факелов, во всю длину потолка нарисованный большой глаз. Пол устлан мягкими шкурами, синтетически поблескивавшими. Бросалось в глаза отсутствие стульев. Вместо них у стенки стояли два больших кресла с красной кожаной обивкой, над которыми было написано: «Места для посетителей. Сядь и подумай о вечном». И по бокам таблички две когтистые птичьи лапы, искусно изготовленные. Коллеги переглянулись и, не сговариваясь, вместе подошли к креслам. Лишь только им довелось коснуться мягкой алой кожи и блаженно растянуться, как над головой щелкнула пружина, лапы разжали свои когти и бросили на колени каждого из посетителей по небольшому свертку. Володя подпрыгнул на месте и вскрикнул. Более стойкий Мочилов только побледнел. Капитан и лейтенант молча развернули свитки, причем каждый из них почувствовал, как предательски дрожат руки.
– А-а! Откуда они все знают? – выронив из рук желтоватый лист, чуть не плача спросил Смурной.
– Что? Что у тебя там написано? – явно тревожась, ответил вопросом на вопрос Глеб Ефимович.
– «Вас привело сюда большое горе», – на память продекламировал Володя.
Капитан отер холодный лоб рукой.
– И у меня то же.
Сомнений не оставалось, здесь и вправду обитает великая ведунья.
Дверь, располагавшаяся неподалеку от кресел, медленно и неслышно отворилась. Хрипловатый женский голос пригласил войти. Капитан и лейтенант встали, да так и замерли на месте, не решаясь первыми увидеть вещунью.