Особенные дети

F-fiona

– Попался, маленький ублюдок! – зло шипит он. Не кричит, знает, что соседи могут услышать. Он наматывает мои волосы на свой кулак и тащит меня по всем комнатам. – Где эта шлюха? Где она?!

Он толкает меня на стену и впивается в меня своими безумными глазами.

– Говори, тварь, где она?

Он бьёт меня кулаком по лицу. Кажется, из носа идёт кровь. Он повторяет вопрос:

– Где?

– Она на работе, отец, - сплёвываю кровь я и стараюсь как можно спокойней

смотреть на этого выродка перед собой.

Ответ его устраивает. Он тащит меня на кухню и швыряет на стул, а сам лезет в холодильник, комментируя свои действия:

– Жрать хочу, пиздец просто. На поезде двое суток пиликал до вас, сучат. Деньги все за билет отдал, а сдачу на беленькую потратил. Два дня не жрал. Слышишь, тварьчёнок?

– Слышу, - эхом повторяю я, отчаянно думая, что же делать. Мама придёт только к вечеру. Соседи тоже на работе – кричи-не кричи. До телефона мне не добраться. Любое действие, не понравившееся ему, жестоко карается. Это я проходил сотни раз. Из личного опыта знаю, что нужно вести себя спокойно и не раздражать его. Сейчас пожрёт, успокоится немного.

Тем временем то, что по дурацкой ошибке называется моим отцом, подогрело борщ и нарезало толстыми ломтями хлеб. Отхлебнув с тарелки, он сказал:

– Эта мразь так и не научилась борщ готовить.

Я хотел заступиться и сказать, что борщ уже почти неделю стоит, но промолчал. Только хуже сделаю.

– Водка-то есть? – поинтересовался он для галочки.

– Нет, - со злорадством ответил я.

– Так и думал, поганенько, сынок, - он ухмыльнулся, и эта ухмылка сделала его ещё более мерзким. – Я вот покушаю и займусь твоим воспитанием.

Эта новость меня ой как не обрадовала, но я не подал виду. Что же мне делать? Что делать?! Как предупредить маму? Как просто остаться в живых?

Отец отодвинул тарелку и глубокомысленно почесал брюхо:

– Я вот что подумал: позвони-ка ты этой овце на работу. Соври что-нибудь. Ну, не знаю, припизди, что ты заболел. Или… Ну что потоп у вас. Пусть домой приходит. Где твой сотовый?

– В рюкзаке…

Он сам принёс рюкзак и швырнул его мне.

– Позвони, - он взял нож и поиграл им, перекидывая с одной руки на другую, - только не дури.

Дрожащими руками я вытащил из бокового кармана телефон, разблокировал, зашёл в телефонную книжку, хотя мамин номер был на клавише быстрого набора. Глаза наткнулись на строчку «Руслан». Не понимая, что делаю, я нажал «позвонить». За несколько мгновений у меня в голове пронёсся рой мыслей. А если не возьмёт? Если не захочет разговаривать? Сбросит? Я чувствовал, что у меня только один шанс. Такое ровное и такое близкое «да» и у меня отлегает от сердца. Стараюсь как можно беспечней говорить:

– Привет, мам. Слушай, тут это, такое дело, тут вроде как потоп. Течёт с потолка. Да. Течёт только с одного места. Мам, приезжай.

Я поспешно нажал на отбой, пока Руслан не успел ничего сказать, и повернулся к папаше:

– Сказала подняться к соседям.

Он

хохотнул:

– Артист, бля, я сам поверил. И в кого ты такой? В эту стерву? – он оседлал своего любимого конька, а я лихорадочно думал, понял ли меня Руслан, поможет ли? Надеюсь, ему хватит ума позвонить в полицию. Господи, пожалуйста, пусть он догадался. Или хотя бы задумался. В своих мыслях я пропустил выступление папаши, которому это очень не понравилось:

– Морда у тебя хитрая, будто бы наебать решил?

– Нет, - поспешил заверить его я. – Маму жалко. Ведь ты же… Что с ней делаешь?

– О, - потёр руки он, - сначала я заеду ей по её наглой морде, скажу, что я очень расстроился, когда она уехала, а потом пару раз заеду по почкам. Это убедит её в моих твёрдых намерениях. После…

Меня передёрнуло от его рассказа. Хуже всего было то, что с виду это был обычный человек. Даже красивый. Отчасти внешностью я пошёл в него. К счастью, не внутренним миром, который у него полностью прогнил. Он всегда был немного чокнутым, а когда отсидел, так вообще вернулся совершенно невменяемым человеком. Его глаза горели безумием. Однажды он чуть не убил маму и меня, решив утопить нас в ванной. До сих пор боюсь воды. Порой он говорит, как нормальный человек, ведь он из интеллигентной семьи, где читали Байрона и Пушкина вслух, но большей частью как матёрый уголовник.

– … так что, сучёнок, вам не жить, - закончил он. Помолчал, закурил.

– А как ты нас нашёл?

– Не твоё собачье дело, - отрезал он. – А ты чего лохмы отрастил? Кудрявый, как баба. У нас в роду такого не было.

Нужно было что-то отвечать. Я не мог придумать ничего стоящего, кроме как:

– Времени всё не хватало.

– Так сейчас у нас полно времени, - обнажил он зубы и я увидел, что они пожелтели, а некоторые и почернели.

В его руках оказался нож. От ужаса я побежал в комнату, попытался запереться там, только этот ублюдок был сильней. Он повалил меня на пол, оседлал, намотал волосы на руку и стал пилить по ним ножом, выдирая клоки и царапая кожу головы острым лезвием. Как объяснить мои слёзы? Боль, конечно, безусловно. Но большей частью ощущение бессилия и беспомощности. Каким-то образом он был в сотню раз сильней. Он заламывал мне руки, не давал брыкаться. Я пытался подействовать на него своей силой, но не мог собраться и был уверен, что ничего не смогу сделать. Я испытывал глубочайшее унижение. Это было мерзко, противно, что кто-то до отвращения неприятный тебе делает это с тобой. И этому не было конца. Он рвал и рвал мои волосы, бормоча какую-то тарабарщину. От него пахло перегаром и чесноком, а ещё потом и дешёвым табаком. Меня едва не тошнило.

Вдруг он, обмякнув, навалился на меня сверху. Буквально на секунду. Затем тут же слез. Я боялся пошевелиться и до боли закусил губу, чтобы сдержать рыдания. Меня подняли, я стал вырываться, ничего не видя перед собой, но неожиданно оказался в крепких и безопасных объятиях. Я не мог поверить. Это был Руслан. Он прижимал меня к себе, словно защищая от этого ублюдка, корчащегося на полу в окружении спецназа. Э-э. Стоп. Меня глючит? Я крепко зажмурился и открыл глаза: квартира действительно была полна бравых ребят в форме, с чёрными масками на лице. Да не может этого быть…