Особенные. Элька
Шрифт:
— Он из инквизиции.
— Это ты из своего пребывания в приемной понял?
— Да.
— А меня почему за дверь вытолкал?
— Лучше пусть о тебе не знают.
— Разве они не за добро?
— Здесь дело не в добре или зле. Они за закон, который все должны соблюдать. Не важно, на какой ты стороне.
— И что он делает в школе?
— Одно из двух, или ищет тебя или кого-то другого.
— Матвея? Ты сказал, он инкуб. Он энергией вроде питается.
— Да. В чем-то они схожи с вампирами. Только те кровь сосут,
— Совсем?
— Таков закон. Даже для того, чтобы превратить человека в вампира, нужна лицензия. И сам мессир должен быть достаточно взрослым, чтобы получить лицензию. Не менее ста лет.
— И что? Никто из них этот закон не нарушает?
— Находятся безумцы. Если вампир инициирует кого-то без лицензии, умирает и мессир, и ученик.
— А если убивает?
— Здесь по обстоятельствам. Новичку до пятидесяти лет прощают срывы.
— А что с инкубами?
— Та же история. Только в отличие от вампиров, они такими рождаются. Но срывы прощаются также до совершеннолетия.
— То есть до восемнадцати? — обрадовалась я, прекрасно зная, что Матвею уже есть восемнадцать. Но меня обломали.
— Совершеннолетие в нашем мире наступает по окончании учебы в вузе.
— Значит, он может творить что хочет, безнаказанно?
— Не совсем так. Пока его не поймают за руку.
— Но это невозможно, чтобы взрослые вампиры или инкубы не знали, что творится в школе. Клуб на Морозовской. Именно туда они заманивают подростков.
— Эля — это недоказуемо. К тому же, после истории с Кирой, Михаил даже чихнуть не может так, чтобы об этом не узнали в особом отделе. Его место в Совете уже висит на волоске.
— В Совете?
— Да. Его возглавляют представители шести кланов. Светлые, темные, демоны, хранители, вампиры и оборотни.
— Но есть еще инкубы, боже, это звучит как настоящее безумие.
— Ты привыкнешь, — улыбнулся Егор, — Инкубы потеряли свое место в связи с вопиющим нарушением закона, очень давно. Тысячелетия назад. Сейчас их расу представляют вампиры.
— Представляю, как их это бесит.
— Не знаю. Я не вникал.
— А что с Катей? Она вроде на оборотня похожа.
— Так и есть. Клан лунных кошек.
— Хорошо, с этим разобрались, но почему вы учитесь в обычной школе? Неужели у вас нет своих, особых школ, для таких, как вы?
— Как мы, — поправил Егор.
— Да, как мы.
— Это тоже часть закона. Мы обязаны учиться среди людей, чтобы понять их сущность и их природу, понять, насколько хрупка и недолговечна жизнь человека.
— Но границы вы не переступаете?
— Редко. Как я уже говорил, это табу. Но запреты на то и нужны, чтобы их нарушать. Ты, одно из этих доказательств.
— Как это?
— Я почитал кое-что о тебе. Об искрах. Искра твоего уровня не может родиться через поколение. Это прямой контакт, Эля.
— Тогда понятно, почему от меня отказались. Я живое доказательство нарушения запрета.
Я расстроилась, и Егор сразу же это понял. Притянул меня к себе и крепко обнял.
— Они очень много потеряли. Ты — настоящее сокровище. Самый ценный приз.
— Это звучит как-то.
— Для других ты приз, для меня… я тебя люблю. Не помню, говорил или нет?
— Говорил. В стихах.
— Тогда скажу еще раз.
Я хочу быть с тобой долго. Очень долго… Всю жизнь, понимаешь? Я ответа боюсь, знаешь… Ты ответь мне, но только молча, Ты глазами ответь, любишь?…И я ответила.
Глава 25
Загадочное прошлое хранителя
Домой я пришла без четверти одиннадцать. Все боялась опоздать, иначе накажут. Родители в этом вопросе очень строгие. Но милый дом встретил тишиной и пустотой. Я сняла сапоги, повесила куртку, недоумевая, куда подевалось мое семейство, даже кошка не вышла, как обычно встречать. И тут в абсолютной тишине послышалось:
— Бу!
Я так и подскочила. Чуть сердце не выплюнула от страха.
— Крыс, мать твою, напугал, дурак.
А этот паршивец хвостатый виноватым себя совсем не чувствовал. Спокойно сидел на тумбочке и намывал усы. Нет, я когда-нибудь его точно в клетку посажу.
— И где ты шлялась?
— Где шлялась, там уже нету. Мал ты еще такие вопросы задавать, — буркнула я и попыталась схватить хвостатого за ус. Не дал, увернулся.
— Но, но. Руки прочь. Пошли лучше чай пить с ватрушками.
— Мама напекла?
— Даааа, — расплылся в улыбке крыс, — Твоя мама золото. Только из-за ее кулинарных талантов я тебя терплю.
— Учту, на будущее.
На кухне крыс оказался не один. Дядюшка Петр составлял ему компанию.
— Добрый вечер.
— И тебе не хворать, Элечка, — доброжелательно поздоровался домовой и налил мне кружку ромашкового чая. Гринфилд. Хороший чай, но не бабушкин. Этот обычный, а тот волшебный, из настоящей, собранной и высушенной своими руками ромашки. Точнее бабушкиными руками. А они у нее золотые. Все, за что она берется, выходит именно так, как надо. Я скучаю по ней.
— Так куда родители подевались?
— Там, на холодильнике записочка висит, — просветил домовой.
Я обернулась, вытащила из под жабы-магнита записку и прочитала:
«Уехали к бабушке. Будем завтра утром. Женьку в школу сами отвезем. Борщ в холодильнике разогреешь. Допоздна за компьютером не засиживайся. И включи, наконец, телефон. Папа волнуется».
— Если бы он у меня был, — прокомментировала я записку мамы.
— Кто был? — заинтересовался Крыс и потянулся к бумаге.