Особо ценный информатор
Шрифт:
– Да. Стараемся каждые две недели освежать.
– Это хорошо. Новые фотографии, новые впечатления.
Он продолжал крутить головой, рассматривая экспозицию, и вдруг взгляд его зацепился за фото, что висело над ним.
– Ох! Это что?!
Тамм поднялся, подошел ближе и долго стоял, забыв обо всем, рассматривая фотографию, где он был моложе на десять лет.
– Откуда это у вас? – не отрываясь от нее, спросил он.
– Как и все фотографии. Из редакций военных журналов. Они охотно дают на экспозицию свои работы. Поверьте, у них там много. Но тогда мои посетители ничего бы не заказывали, а лишь бродили между столиками, рассматривая стены.
Я прикинулся жадным барменом. Для меня все эти картинки – лишь для привлечения внимания посетителей.
– Вы знаете, кто на этом снимке?
– Нет, – пожал я плечами. – Я человек не военный. Точно так же не знаю, какая техника на других фото. Танки какие-то, пушки…
– Понятно, – кивнул подполковник.
Подумал, наклонив массивную голову. Не отрываясь, выпил почти всю кружку пива. Вытер губы салфеткой и спросил:
– Водка есть?
– Есть, – ответил я. – Вас какая интересует? Есть американская, польская, израильская, французская.
– А русская?
– Конечно, мсье. Есть и русская.
Я достал из холодильника «Столичную», поставил перед ним.
– Стакан.
– Стакан? – удивленно протянул я.
– Жаль, что у вас нет русского стакана, – огорченно покачал он головой.
– Подождите, мсье. К этой водке в подарочной упаковке прилагались не очень красивые стаканы. Я убрал их в дальний угол. – Нагнувшись, я достал граненый стакан и стопку такой же формы.
– То что надо! – удовлетворенно кивнул Тамм. – Сигареты какие самые крепкие есть?
Я достал пачку, открыл, щелкнул по донышку, вышла наполовину одна сигарета. Спички с фирменной этикеткой и адресом моего заведения лежали в вазочках.
– Мсье курит? – вежливо поинтересовался я.
Было видно, что Тамм переживает массу эмоций.
– Мсье сегодня курит, – кивнул он. – Сейчас вернусь. Водку не убирайте и никому не давайте. Она – моя!
– Как скажете!
Роберт вышел на улицу покурить, бутылку я убрал вниз. Было видно, что он очень взволнован.
Вернувшись в зал, Тамм требовательно бросил:
– Стакан водки!
– Мсье будет пить в чистом виде или развести соком? – вкрадчиво уточнил я.
– Стакан чистой водки! Никакого сока! – Он подумал немного и добавил: – Эту стопку тоже налейте.
Мне совсем не нужно было, чтобы он быстро опьянел и привлек к себе внимание окружающих, поэтому я в ответ покачал головой:
– Мсье, позвольте заметить, что водка – очень серьезный напиток и требует к себе внимательного отношения. Не желаете заказать мясное горячее блюдо? У меня тут были туристы из России. Они сумели выпить почти все мои запасы водки и ели много мяса горячего. Я думал, что придется вызывать «Скорую помощь», потому что любой другой бы уже умер от алкогольного отравления. Но они вели себя очень прилично. И сами ушли, даже не шатались.
– Хорошо, – кивнул он. – Есть что-нибудь готовое? Чтобы не ждать. Дежурное блюдо имеется?
– Конечно, мсье. Гуляш по-фламандски, мясо, картофель, овощи.
– Только быстро!
Я сделал заказ на кухню. Подали очень быстро. Все это время Тамм сидел, задрав голову, и смотрел на фотографию.
– Наливай! – кивнул он. – Есть ржаной хлеб?
– Нет, мсье, нет. Только белый.
Я налил водку в стакан, потом наполнил стопку и пододвинул ему хлеб на тарелочке.
Тамм положил кусок хлеба на рюмку. Встал, перекрестился на католический манер, слева направо, посмотрел снова на фото, показалось, что слезы блеснули в уголках глаз, выдохнул и одним залпом выпил стакан водки.
Никто на него не обращал внимания, даже те, кто сидел неподалеку.
Он сел на табурет, охватив голову руками. Я поставил перед ним тарелку с горячим, и он начал жадно есть.
– Хлеба! – резко попросил Тамм.
Я потянулся снять хлеб со стопки с водкой, но он перехватил мою руку:
– Не трогай! Другой кусок!
Подав ему хлеб, я отошел обслуживать других клиентов. Конечно, мне хотелось быть рядом с ним. Но, увы и ах. Вернувшись обратно, я спросил, не нужно ли чего еще.
– Налей мне еще порцию водки, – кивнул Тамм.
Когда я передал ему наполненный стакан, он поднял его чуть выше головы, как бы чокаясь с изображением, затем выпил, закусил и посмотрел на меня:
– Вы знаете, кто на фото, где оно сделано и когда?
– Нет, мсье. Но, судя по вашей реакции, эта фотография вам дорога.
Он сделал глубокий вдох, загоняя рыдания внутрь, и произнес:
– Этот снимок сделан двадцать второго июня две тысячи седьмого года. В Афганистане, в долине Сангин провинции Гильменд. А на следующий день, двадцать третьего июня, двое с этой фотографии в результате ракетной атаки погибли: сержант Калле Торн и младший сержант Яако Карукс. Еще четверо получили ранения – двое из них тяжелые, они так и остались калеками. Вот что значит для меня эта фотография.
Я вышел в зал, собрать посуду, принять заказ, протереть столики, поставил в окно кухни грязную посуду, подошел к Тамму и, налив еще порцию водки, протянул ему со словами:
– За счет заведения. Я увидел, что там, на фотографии, – вы, только моложе и небритый.
– Да, – кивнул он. – Вы правы, это я. Моложе, полный идеалов. Идиот! Наивный, полный иллюзий, идеалов. Считал, что спасаю мир, планету от террористов. А сейчас эти террористы пришли в Европу под видом беженцев, и европейцы аплодируют им. Парадокс жизни. Вот и спрашивается, за что воевал я сам и за что погибли они?
– Мсье, это политика, – поддержал разговор я.
– Да. Политика. Давным-давно я воевал в Чечне. Там тоже были исламские террористы, арабы. Но в Европе твердили, что в Чечне – рост национального самосознания, и нужно помогать партизанам против русских войск. И помогали всем миром. Помогали террористам. Там их сумели победить, но они пришли в Европу. В Чечне у меня не было потерь. Чего не скажешь про Афганистан.
– Мсье желает еще заказать горячего? – поинтересовался я.
– Давай рыбу. Мяса уже достаточно.