Особо одаренная особа
Шрифт:
На стенах, на полу и кроватях лежали ковры, тоненькие, толстые, ворсистые. Стены были увешаны оружием и щитами со звериными мордами. Казенная мебель исчезла, а ее место заняла явно привезенная из царских палат. Я попятилась, пискнула:
— Извините, не туда попала, — выскользнула за дверь и тупо уставилась на номерок. Это что же, какой-то нахальный первокурсник занял нашу уютную комнату? Разозлившись на такое самоуправство, я с грохотом отворила дверь и заорала: — Это произвол! — намереваясь повыкидывать вещички непрошеного жильца вон. Ухватила со стены саблю, но тут взгляд зацепился за надпись
— Ты с ней поосторожней, подруга! Она сейчас тебя за свой царский летник саблей рубать будет. Ишь, разоделась как королевишна!
Мы бросились обниматься и, перебивая друг друга, делиться новостями и радоваться встрече. Лейя навезла два сундука обнов, норовила выпотрошить сундуки и показать каждую обнову в отдельности, а Алия рассказывала, как пряталась по всей Белокаменной Крепости от батьки, которому донесли-таки о ее подвигах в Школе. За пьянство он ее выпорол (я еще раз порадовалась, что не поехала вместе с ней, а то бы попала под горячую руку), а за прочее произвел в чин богатырки, загрузил целый обоз барахла и самолично доставил его в Веж, даже саблю именную пожаловал.
— Ой, каким гусем он тут ходил, пока твоих эпсов не увидел!
— И че? — спросила Лейя.
— Да ниче! Папа-то у меня орел, а вот бояре с лица сбледнули, махом домой убрались. А навстречу им лорды вампирские попались, так они так живо коней погонять начали, все за сабельки хватались да меня благословляли. Я аж прослезилась.
Мы похихикали, живо представляя все это, и тут я вспомнила по главное — про первокурсников.
— Как наши новенькие? — поинтересовалась я. — Привыкают?
— У-у! — заголосили обе подружки. — Мелкие, подлые, нахальные!
Лейя сузила глазки, став похожей на крота, и зашипела:
— Захожу в столовую, никого не трогаю, симпатишного такого таракашечку кидаю в миску новенькой, а этот тараканище — бац! — всплывает у меня, за время всплытия, разъевшись ну просто как боров! Ну, я его обратно, швырк! А он опять у меня! И вообще, полная миска этой противной живности, плевков, шелухи от семечек. Я, конечно, взгрустнула, ну, и от избытка чувств надела эту миску на голову подлой мелюзге! И знаешь, кого наказали?
— Тебя? — Я сделала изумленный вид.
— А то ж! — поддакнула Алия.
А с Алией получилось уж совсем нехорошо. Девица шла и просто от хорошего настроения и, желая выказать свое благорасположение, отвесила плюху недостаточно расторопному шуликуну, [1] и надо же такому было случиться, что поганец оказался не один. Навалились толпой, как собаки на медведя, повалили девицу на пол и отвесили столько плюх, что в глазах потемнело. Хуже всего, что когда на шум из кабинета вышел Феофилакт Транквиллинович, никого, кроме Алии, тузившей одинокого малорослого шуликуна, в коридоре не было, и досталось…
1
Шуликуны — да они вообще в одиночку не ходят! Чаще всего их бабы ведрами нечаянно из проруби вычерпывают по зиме да сами в поселок и приносят, а уж в поселке они находят себе развлечения: то дом подожгут, то пьяницу уморят, то ребенка закусают до смерти, благо их самих за детей принимают — росточку в них полтора локтя, зато злости на великана (Из личных переживаний ученицы Вереи).
— Тебе? — опять не поверила я. — Нет, с этим надо что-то делать.
— Давайте устроим им темную! — радостно завопила мавка. — Ночью кирпичиком по голове шмяк!
— Мелко и недостойно, — возразила я, а в голове, отдохнувшей от измышления всяких пакостей, сразу зашевелились свежие мыслишки. — Говоришь, нагленькие, богатенькие? Кстати, что по этому поводу думает пресветлая голова моего сиятельного лорда Аэрона?
— Их сиятельное упырство на днях наведывались на женскую половину, — сообщила, ухмыляясь, Алия.
— Надеюсь, поплакаться у двери моей комнаты о своем одиночестве? — с надеждой спросила я, снимая летник.
— Как же! Новым девкам плакался о своей возмутительной свободе и нахально строил глазки.
— И снял колечко, — с удовольствием наябедничала мавка.
— Ах, колечко снял! Мы будем мстить ужасной местью.
Алия, фыркнув, призналась:
— Я поинтересовалась: у него растут рога или это просто перхоть?
— А он?
— Сверкнул глазами и попросил не мешать ему развлекаться, пока не приехала благоверная.
— Ага, он меня уже и благоверной называет?! — Почему-то именно это слово взбесило меня окончательно. — Ну, тогда пощады не будет!
Я вытащила из нового секретера листы тонкой дорогой бумаги, лебединое перо и, хмыкнув:
— Ну мы прям князья, — задумалась. — Нет, мелко. Царевишны!
— И нацарапала: «План превращения богатых в бедных, униженных в возвеличенных, а неверных в козлов!»
— Ме-э-э! — с чувством проблеяла Лейя.
— Кстати, — я обернулась к мавке, — как там твои эльфы, которых тебе тетка сватала?
— Ме-э-э, — повторила Лейя.
— Понятно. — Я отложила перо и потянулась к корзинке.
— У тебя там яда нет? — счастливо вскрикнула Лейя. — Отравим неверного вампирюгу!
— Водичка из козьего копытца.
— Ой, а мне дашь капельку, я тоже кого-нибудь в козленочка, — защебетала Лейя, протягивая ручки к корзинке.
— Нет, мы идем давать Аэрону шанс не стать козлом. — Я стала вытаскивать из корзинки подарки Березины. Лейя взвыла восторженно и, выхватывая девичьи украшения из рук, завертелась у зеркала. — Будем потрясать его воображение неземной красотой и статью.
— Потрясать лучше кулаками! — хмуро поправила меня Алия, забирая у Лейи одну из сверкающих цацок и примеряя на себя. — Это на мужиков намного быстрее действует.
— Так то на мужиков, а это вампир! А ты другом сердечным случайно не обзавелась? Такое знание мужской породы обнаруживаешь!
— Сами же говорите ме-э да ме-э! — с усмешкой проговорила подруга.
Труды наши пропали даром. Нет, вампир был рад нас видеть и красоту оценил, но раскаяния у него не было ни в одном глазу. А на прямой вопрос о колечке выпучил свои нахальные зеленые глаза и возмущенно воскликнул: