Особое условие
Шрифт:
Пайпер взялась за его ремень, протестующе забормотав, когда он остановил ее руку. Но протест ее превратился в глубокий горловой звук, выражающий полное удовлетворение, когда Вейд поставил ее на ноги и продолжил раздевать. Сначала стянул эластичные облегающие брюки, затем — крошечные кружевные трусики.
А когда Вейд, расстегнув свой ремень и молнию на брюках, снял их, вместе с трусами, одним плавным движением, Пайпер не сдержала восхищенного вздоха. Теперь он предстал перед ней во всем своем блеске — само воплощение мужской красоты.
Наклонившись,
Она думала, что он тут же присоединится к ней, но он сначала пересек комнату и выключил все лампы. Теперь единственным источником света остался огонь, тлеющий в камине, и отблески свечей, стоявших на каминной полке.
Пайпер растянулась на подушках и улыбнулась, когда он подошел к ней.
Не сказав ни слова, Вейд лег рядом с ней и стал гладить ее — сначала легко, чуть касаясь, будто дразнил. И действительно дразнил! Она почувствовала, что соски ее превратились в твердые бугорки, и влага выступила между ног. Пайпер захотела отдаться ему полностью, до потери памяти и разума.
Но затем Вейд изменил тактику. Он осторожно лег на нее, закинув ей руки за голову. Одной рукой сжав ее запястья, другой он оперся на подушку, чтобы не придавить Пайпер всем своим весом.
— Позволь мне прикоснуться к тебе, — прошептала она. — Я хочу тебя погладить.
— Нет, еще рано. Я еле сдерживаюсь, а мне хочется доставить удовольствие нам обоим.
Услышав о том, что он едва сдерживает себя, Пайпер еще больше возбудилась. Она изогнулась под ним, ощутив его эрекцию, и подумала о том, насколько он заведен и долго ли сможет терпеть. Ей не пришлось долго гадать. Его тело содрогнулось, когда она стала волнообразно двигаться навстречу ему, приподнимая свои бедра.
— Мне не легко, — прорычал Вейд.
— А я не хочу, чтобы тебе было легко. — Пайпер улыбнулась ему. — Я хочу, чтобы ты чувствовал то же, что и я.
— О, поверь мне, я чувствую…
Вейд впился в ее губы и поцеловал глубоко и страстно, и тогда она поняла, как близок он к капитуляции. Она ответила ему на поцелуй так же страстно, взяв в рот его язык и пососав его. Пайпер использовала любые средства, чтобы он сдался. И тогда — о боже! — Вейд отпустил ее руки.
И мгновенно она стала ласкать его — гладить его плечи, его грудь, легко теребя его соски. Он ответил ей тем же. Пайпер опустила руки ниже, к его бедрам, а затем — к его паху. Она почувствовала, как Вейд снова содрогнулся.
Раскинув ноги, Пайпер открылась ему. Вновь сжав рукой ее запястья, Вейд медленно стал входить в нее. Глаза его, сверкающие, как серый гранит, заглянули в ее глаза. Она приподняла бедра, когда он продвинулся чуть глубже внутрь ее. Тихий вскрик сорвался с губ Пайпер. Она снова прижалась к нему, желая, чтобы он вошел глубже, но его рука остановила ее.
Пайпер пришла в отчаяние. Она жаждала полностью отдаться ему.
— Вейд, пожалуйста! — взмолилась она, и бедра ее по-прежнему вжимались в него, насколько он позволял.
— Да, —
Он отнял свою руку, и она вцепилась в его бедра двумя руками. И тогда он мощным толчком до конца проник в нее.
Казалось, весь воздух испарился из ее легких, а мысли исчезли из головы. С каждым толчком Вейда она взлетала на пик блаженства. Чувственный всплеск захлестнул ее тело, перед закрытыми глазами вспыхивали яркие круги.
Удовольствие, волна за волной, накатывало на Пайпер, и наконец наслаждение стало таким нестерпимым, что взорвалось внутри ее, сотрясая ее тело. Вся дрожа, Пайпер откинулась на подушки, изнемогая от сладостного утомления, проникшего в каждую клеточку ее тела.
Вейд взорвался через секунду, прижавшись к ней. Она чувствовала, как он ритмично пульсировал в ней, испуская горячую жидкость в ее лоно.
Пайпер никогда не испытывала такого ощущения единения, такого блаженства — даже с Вейдом восемь лет назад. То, что сейчас произошло между ними, можно было назвать катаклизмом. Даже с затуманенным от блаженства сознанием она ощущала, как бешено бьется ее сердце в груди, а кровь пульсирует в венах. И с Вейдом происходило то же самое. Дыхание его было прерывистым, и она ощущала его учащенный пульс.
— Я не сделал тебе больно? — спросил он приглушенным голосом, уткнувшись лицом в ее шею.
Пайпер тихо рассмеялась:
— Больно… мне? Ты, должно быть, шутишь.
Вейд хотел подняться, но она обхватила его бедра ногами, а руки ее, обхватившие его талию, еще крепче прижали его к себе. Он по-прежнему находился в ней, словно в ловушке.
— Я очень тяжелый, — запротестовал он.
— Нет, не тяжелый. Останься, я не хочу расставаться с этим ощущением.
Вейд вздохнул в ответ, и его теплое, влажное дыхание коснулось ее нежной кожи.
Пайпер никогда не чувствовала себя такой счастливой и умиротворенной. И она не хотела лишаться этого ощущения. Глаза ее были закрыты, она продолжала прижимать к себе Вейда, наслаждаясь его тяжестью и теплом и надеясь на то, что они зачали ребенка, несмотря на все преграды, существовавшие между ними.
Ведь у них не было ничего общего, разве лишь надежды на то, что в конце концов все будет хорошо.
Пайпер проснулась от звука дождя, стучавшего в окна. Свечи в канделябрах давно потухли, а тлеющий в камине огонь едва освещал комнату.
Вейд всем своим весом придавил ее к подушкам и к ковру, на котором они лежали. «Не самая лучшая поза, в которой я когда-либо спала, — подумала Пайпер, — но и не самая худшая».
Она погладила Вейда по спине. О, как ей нравилась его кожа! И его сила и жесткость сочетались с глубоко спрятанной нежностью. Это был мужчина контрастов.
Он будет прекрасным отцом!
Эта внезапная мысль шокировала Пайпер. Она никогда не думала о Вейде как об отце. И вообще-то он вынудил ее подписать с ним договор.