Особое задание
Шрифт:
— Угу! — промычал, потупив глаза никогда на моей памяти не терявший присутствия духа Вован.
— Че мычишь, как незнамо кто? — грозно спросил его отец. — Если невеста, то так и скажи: «Невеста»! А то талдычишь про какую-то девушку!
Он внимательно посмотрел на покрасневшую и даже ставшую еще меньше Мицуко и вдруг улыбнулся:
— Что, по-русски-то говоришь? Али нет еще? Ты меня не бойся, а заходи в избу! Пора тебя с матерью знакомить!
— Говолю, только сютьсють! — кивнула Мицуко и послушно вошла в дом.
Не дожидаясь команды грозного Петра
— Да, — шепнул я Татьяне. — Парень-то явно в родителей! Его мать выше меня! А отцу я, по-моему, вообще по пояс!
— Ты бы видел его младшего брата! — так же шепотом ответила мне она. — Тот ни в одну машину не влазит! Ни в высоту, ни в ширину!
В это время Петр Семенович представил нам свою супругу, а нас — ей. Мария Егоровна, услышав, что Мицуко — невеста ее сына, всплеснула руками и прослезилась:
— Ой, не думала я, детки, что доживу до этого дня! Младшенький, Мишутка, уже троих детей нянчит, а ты, злыдень, все мотаешься где-то! Что девочку-то голодом морил? Худая, болезная она у тебя какая-то! Но ничего, миленькая, погостишь у меня, так оклемаешься, подрастешь! У нас харчи-то простые, деревенские!
— Ну, ладно тебе, Егоровна! Оставь дитя в покое! Ты лучше на стол накрой, а то гости с дороги! А я пока баньку растоплю!
— Помочь, батя? — тут же рванулся с места Вован.
— А то! Сам, небось, попариться не дурак! А я, старый, горбатиться должон! Эх, нет на свете справедливости!
— Петр Семенович! — подал голос и я. — Может и я на что сгожусь?
— От это да! — восхитился он. — Ты ж американец? Или я на ухо туговат стал?
— Американец! — подтвердил я.
— А чо, у вас в Америке по-русски говорят?
— Нет! — улыбнулся я. — Просто в армии научили!
— А, шпиен значится! — он исподлобья посмотрел на меня.
— Да нет, не шпион! — растерялся я. — Я еще много языков знаю! Немецкий, испанский, шведский…
— Да не журись, парниша! Шутю я! Да и будь ты шпиеном, мне то что с того? Ты Вовану друг?
— Друг, Батя! Закадычный! — влез в разговор Вован.
— А ты не лезь! Мал еще! — знакомо рыкнул на него отец. — Значит, в моем доме желанный гость! Вернее, уже не гость! Держи топор! Вот поленница, покажи, на что способен…
Пока я рубил поленья совершенно неподъемным топором, отец с сыном затопили баньку, перетаскали из погреба в хату огромные бочонки, потом бутыли с мутной и подозрительно выглядящей жидкостью. Наконец Петр Семенович вышел на крыльцо, посмотрел на дело рук моих, — на здоровенную поленницу, сложенную рядом с забором, потом подошел поближе и потребовал:
— Покажи ладони!
Я послушно воткнул топор в полено и перевернул руки. Он с уважением потрогал мозоли от штанги, гантелей и груши на моих ладонях и одобрительно хлопнул меня по плечу:
— Настоящий мужик, хоть и мелковат! И не нытик! Сгодишься! Идем в избу! Горячее подоспело!
В избе суетились женщины, накрывая на огромный стол, рассчитанный на таких великанов, как Вованова семейка. Увидя Мицуко в фартуке с чужого плеча, почти волочащемся по полу, еле волокущую к столу огромную тарелку с пельменями, я еле сдержал смех: она и без того была запугана всем происходящим.
— Ну, дочка, за тебя! — поднял первый тост Петр Семенович. — Дай-то бог тебе нашего, сибирского, здоровья, детей, и счастливой бабьей доли! Пусть твой дом будет полной чашей для вас, ваших детей и ваших друзей! И хоть ты роду не нашенского, чую, дивчина ты справная, толковая, раз смогла околдовать моего лоботряса! За тебя, Милка!
— Мицуко! — попробовал было возразить «лоботряс», но глава семьи грозно нахмурился и уточнил:
— Для тебя — кто угодно. А для меня — Мила, Милка! Я к этим выкрутасам не привык и привыкать не собираюсь! — Дочка, ты не против? — обратился он к невестке.
— Неа! Мне дазе нлавится! — улыбнулась она.
— Улыбка у тебя дюже добрая! Молодец! — похвалил ее Семеныч. — А теперь я хочу выпить за твоего друга…
Приняв на грудь по пол литра на брата, мы отправились в баньку. Не все, а только мужчины. А там я понял, что мой прошлый опыт был, собственно, не таким и страшным. — Через час жестоких пыток горячим паром, ледяной водой и вениками, в течение которых я, сжав зубы, пытался не заорать и не сбежать из бани к чертовой матери, меня довели до состояния, в котором я мог только глупо улыбаться. И, естественно, пить. Все остальные функции организма временно отключились.
Потом в баньку отправились женщины, и вот тут я получил несказанное удовольствие, слушая, как концерт камерной музыки, вопли и визг бедной японочки, попавшей в руки Марии Егоровны. К моему удивлению, Татьяны слышно не было! Может, ее просто забивала Мицуко?
Вован, сидящий рядом, дергался при каждом вскрике своей благоверной, краснел, бледнел, порывался встать, а его отец, наблюдая за сыном исподлобья, то и дело улыбался в густые усы:
— Чо ты ерзаешь, как вошь на гребешке? Ничего худого с ней там не случится! Ты мне лучше вот что скажи! Зачем вам две машины, если вас всего четверо?
— Ой, забыл! — вскинулся Вован. — Там же эти, зеленые человечки!
— Инопланетяне, что ли? — блеснул эрудицией Семеныч. — Где же вы их-то отловили?
— Да нет, какие на фиг инопланетяне! — отмахнулся от него Вован. — Просто в Москве, пока мы стояли в аэропорту и ждали, пока нам Юрасик принесет билеты, на нас наехали какие-то уроды по поводу того, что у нас в «Мерине» деревянная облицовка! Сказали, что они «зеленые», что берегут природу и защищают ее от несознательных людей! Ну, я и решил им дать немного посмотреть на настоящую природу. И позащищать ее на месте. Там, где ей нужна помощь. Ты говорил, что в том году много деревьев ветром повалило? Что буреломы на каждом шагу? — Вот пусть и приберутся в нашем лесу! Генка, Игнатовский сын, все еще тут?