Особое задание
Шрифт:
Маша широко открыла рот, выдохнула воздух и заметила легкие клубочки пара возле своего лица. Это было страшнее неприбранности, но спорить с хозяйкой не хотелось. Думала, что больше двух-трех дней жить здесь не придется.
— Можно, я прилягу? — спросила Казанская, надеясь поскорее освободится от присутствия назойливой женщины.
Та согласно махнула рукой.
— Конечно, милочка. Я принесу вам тулуп Захара. А вечером вместе с Изольдой мы подумаем о вашей дальнейшей судьбе…
— Я вам так благодарна за бескорыстную заботу, что не знаю, смогу ли когда-нибудь достойно отблагодарить.
— Ну, какие могут быть счеты, — польщенная словами квартирантки, пропела хозяйка. — Не смею вам дольше докучать.
Не поворачиваясь, она спиной открыла дверь и вышла из комнаты. Девушка сняла пальто, сбросила осенние ботинки на байковой подкладке и легла, свернувшись калачиком. Хотелось осмыслить все, что произошло, покопаться в себе дотошно, попытаться трезво оценить свое поведение: не дала ли повода для подозрения, не переиграла ли? Вглядываясь мысленно в лицо хозяйки, пыталась вспомнить все оттенки реакции на свою исповедь. Даже мелкая дрожь пробила, когда в голову заронилась мысль: вдруг мадам лично знала Клинского и тот показывал ей фотографию настоящей невесты?..
За дверью раздались негромкие шаги, скрипнули проржавевшие петли. Не изменяя позы, Казанская крепче зажмурила глаза. Ощутила на себе тяжесть овчинного тулупа и скоро забылась чутким сном.
Когда за окнами смерилось, в комнату настойчиво постучали. Открыв глаза, в первые секунды Мария не сразу сообразила, где она, но, вспомнив свое «вселение», решила не спешить с приглашением. Она была уверена, что хозяйка пришла не одна, но и не с «ним». Не могла Казанская допустить мысли, что так скоро завоевала безупречное доверие в этом большом пустом холодном доме.
«А вдруг?..» — подумала девушка, чувствуя, как жар опалил ее всю. Она сбросила тулуп и устремилась к окну: действительно ли в доме напротив ждут ее условного сигнала? Показалось — там пустота. Значит, придется действовать в одиночку. Тревожная и успокоительная мысль сняла нервное напряжение. Неслышно добежала до постели, села и на очередной стук в дверь сонно сказала:
— Войдите.
Сначала показался огонек свечи (вчера произошел взрыв на электростанции), поднятой над головой, затем в проеме выросли две женские фигуры.
— Отдохнули? — спросила хозяйка, направляясь к кровати. — Пока вы спали, мы с Изей думали, куда вас определить на службу, — говорила она, ставя канделябр на край столика.
Ее спутница, высокая, стройная молодая женщина, испытующе разглядывала квартирантку, которая после короткого сна не могла взять в толк, чего от нее хотят: такой рассеянный был взгляд у девушки.
Кутаясь в пуховые шали, женщины сели напротив Казанской. Она почувствовала, что с приходом Изольды в комнате запахло карболкой, йодом и еще чем-то больничным. Маше был хорошо знаком этот специфический запах, она запомнила его на всю жизнь с тех пор, как в шестнадцатом году пошла в госпиталь для раненых на германском и австрийском фронтах.
— Я вам очень признательна за заботу, — ответила она, обращаясь к Изольде, хотя та не произнесла пока ни слова. — Но я не знаю, где могу быть полезна.
— Конечно же не в библиотеке, — категорически заявила хозяйка. — Книги сегодня никому не нужны.
— Но не идти же ей в грузчики, Наталья Сергеевна, — возразила Изольда. — Может быть, машинисткой? — спросила она, наклонившись к растерянной квартирантке.
— К сожалению, не умею, — виновато улыбнулась Маша.
— Жаль. Машинистки нужны всюду, даже в штабе фронта, а там хороший паек.
— Я же говорила: самый лучший вариант — в госпиталь, — настойчиво произнесла хозяйка, очевидно продолжая ранее начатый разговор.
— Судна выносить за товарищами, — презрительно скривила губы Изольда, — портянки стирать.
Поддаваясь ее настроению, Казанская тоже презрительно передернула плечами. Но тем не менее она понимала, что госпиталь — наиболее благоприятный вариант ее трудоустройства, поэтому сказала:
— Необязательно же санитаркой. Может быть, в перевязочную.
— Там не такие от крови и гноя в обморок падают.
— Тогда не знаю, — безучастно проговорила девушка. — Наверное, мне лучше уехать к маме.
— Куда, куда? — вскинула густые брови Изольда.
— Я тебе говорила, что Машенька приехала из Екатеринодара.
— Как это вам удалось? — не скрывая подозрения, полюбопытствовала Изольда.
— Очень просто, — наивно уставилась на нее квартирантка. — Мы благополучно доехали почти до Сарепты, а дальше пошли пешком.
— И красные дозоры вас не задержали?
— Останавливали. Но я ведь местная. Мы жили в Отраде. Папа был управляющим имением генерала Бекетова. Я показывала документы, говорила, что возвращаюсь домой. И меня пропускали.
— А почему же вы попали в центр? — еще больше насторожилась Изольда.
— Папа погиб. Имение разграбили, дом наш сожгли. Думала пожить у кого-нибудь из подруг. Представьте — ни одной не оказалось на месте. Если бы не это легкомысленное письмо Юрия… — Маша часто заморгала ресницами.
— Ну, ну, успокойтесь, милочка, — погладила ее, как маленькую, Наталья Сергеевна. Она поднялась, взяла со столика канделябр и сказала: — Пойдемте в кухню. Чайку попьем и продолжим разговор. Ехать вам никуда не надо, — обратилась она к постоялице. — Подождем еще немного. Может быть, бог даст, скоро вы встретитесь с господином Клинским.
Из этой реплики Маша поняла, что хозяйка что-то знает о готовящемся наступлении красновцев на город и о мятеже.
Утром они пошли в госпиталь. Изольда назвала Казанскую своей дальней родственницей, скромной девушкой и неплохой медсестрой. Комиссар госпиталя, молодой человек с пустым рукавом, затиснутым за широкий ремень, с излишним, как показалось разведчице, любопытством знакомился с ее метрической выпиской, с аттестатом второй женской гимназии. Очевидно, что-то давало ему повод ворошить память. И она молила всевышнего об одном, чтобы комиссар не вспомнил, где и когда они встречались прежде. Молитва дошла: комиссар протянул документы и сказал, что допускает новенькую к работе.