Особое задание
Шрифт:
— Надо подсунуть Дюмихену такую наживку, за которую он ухватится, — вслух рассуждал Терингл. — Ведь ты знаешь, какие противоречия существуют в гестапо между антикоммунистическим отделом П-А-1 и отделом контрразведки IV-2, особенно его подотделом по борьбе с советскими парашютистами. Это же пауки в банке. Ревностно следят за успехами друг друга. Вот если бы убедить Дюмихена, что он может утереть нос своим конкурентам!..
И когда Соботка стал взволнованно докладывать Дюмихену, что в окрестностях города Высоке Мыто появились советские парашютисты
— Подождем с арестом, — согласился он. — Главное внимание теперь парашютистам. И не тяни!
Однако одно упоминание о парашютистах само по себе еще ничего не значило. Нужно было распространить хотя бы слухи о них. И Соботке ничего не оставалось, как самому провести несколько «партизанских акций».
В округе поползли слухи о появлении «русских партизан». Слухи обрастали разными подробностями, в которых «очевидцы» и «свидетели» старались выдать желаемое за действительное. Вскоре известие о появлении «советских парашютистов» дошло до пардубицкого гестапо, а оттуда немедленно было передано в Прагу. Это до крайности распалило аппетит Дюмихена. Он лихорадочно торопил Соботку поскорей войти в контакт с парашютистами и подготовить им западню.
Соботка тянул время — работа по сооружению надежных тайников близилась к концу. Наконец, 30 декабря 1944 года Дюмихен предупредил Соботку, явившегося в Прагу с очередным «докладом», чтобы завтра с утра он явился в гестапо— предстоит «большая работа».
Стало ясно, что терпение у гестапо лопнуло. Соботка в ту же ночь выехал в Высоке Мыто и рано утром, предупредив всех пятерых подпольщиков, имена которых были известны гестаповцам, скрылся вместе с ними в надежном убежище в селе Скорженице, навсегда исчезнув из-под контроля гестапо.
О том, что произошло в гестапо, Терингл узнал через пару дней при «случайной» встрече с инспектором Залуским. Не скрывая радости, Залуский рассказал, какой переполох поднялся в отделе П-А-1, когда выяснилось, что Соботка исчез из Праги. Гестаповцы бросились к нему на квартиру. Но и там было пусто. Начальник отдела Янтур рвал и метал, в исступлении орал и топал ногами на Дюмихена, который «развел гнилую дипломатию», грозился навлечь на него кару шефа гестапо.
— Ну, а дальше как? Что в Высоке Мыто? — нетерпеливо прервал его Терингл.
Залуский махнул рукой и радостно рассмеялся.
— Ездили в Пардубице, — нагнувшись к Теринглу, заговорил он. — Вместе с пардубицкими гестаповцами нагрянули в Высоке Мыто, но вернулись с пустыми руками. Добыча выскользнула из-под носа! Не нашли даже тех, чьи имена, адреса и деятельность знали. Хороший новогодний подарок преподнес Соботка гестапо!..
Двойная игра окончилась. Началась активная борьба за расширение и укрепление подпольной организации.
А в начале марта сорок четвертого года подпольщики вошли в тесный контакт с нами —
В семье не без урода
Новые связи с чешскими людьми все более и более укрепляли у нас уверенность в том, что чешский народ в абсолютном своем большинстве питает теплые, братские чувства к советскому народу, что чешский народ смертельно ненавидит оккупантов и не только ждет, когда Красная Армия принесет долгожданное освобождение, но и сам готов отдать все силы борьбе за свободу.
Но, как говорят, в семье не без урода. В любом ворохе отборной первосортной пшеницы всегда можно встретить и несколько зерен овсюга.
Шестого марта наша тогда еще небольшая группа находилась в лесу километрах в грех к северу от села Ярослав. Мы расположились в густых зарослях молодых елочек.
Вечерело. Морозец усиливался. Мы сидели на еловых ветках вокруг небольшой чугунной печки, в которой тихо потрескивали сухие дрова. Печку эту подарил нам лесник из села Рзи. Удобна она была тем, что почти совсем не дымила.
Майя только что закончила сеанс радиосвязи. Свернув рацию и погрев закоченевшие пальцы над печкой, она уселась в сторонке и стала расшифровывать полученную из штаба радиограмму.
Вдруг со стороны Ярослава донесся шум автомобильного мотора. Звук постепенно приближался. Автомобиль ехал в нашу сторону по лесной дороге, ведущей к вырубке. Выехав на вырубку, автомобиль остановился. Мотор последний раз взревел на больших оборотах и заглох. Глухо стукнул откинутый борт. Мы насторожились. Богданов поднялся и пошел к опушке, где на посту стоял Костя Глухов. Через несколько минут ом вернулся и доложил, что на вырубке грузовик с газогенераторной установкой и трое мужчин. Двое грузят в кузов дрова, а третий с охотничьим ружьем, очевидно лесник, стоит в сторонке и курит.
— Продолжайте с Костей наблюдать за ними.
Богданов скользнул в ельник, но вскоре вернулся:
— Этот лесник прется прямо сюда.
Мы с Богдановым пошли ему навстречу. Впереди слышался шум и треск — лесник напрямую продирался сквозь густой ельник.
Стараясь не шуметь, мы тихо отступали назад, все еще надеясь, что лесник дальше не пойдет и нас не обнаружит. Но он, как слон, ломился следом. В нескольких метрах от нашей стоянки пришлось его задержать. Вместе с ним вышли на маленькую поляночку, где расположились остальные.
Он не выразил ни удивления, ни испуга. Крепкий, коренастый, в теплой добротной одежде, широко расставив ноги, обутые в необычные для чеха высокие кожаные сапоги, и опираясь обеими руками на двустволку с вертикально спаренными стволами, он с любопытством рассматривал нас.
— Партизаны? — вдруг громко сказал он.
Я приложил палец к губам, дав понять, что нужно соблюдать тишину. Он понял, кивнул головой и молча уставился на меня маленькими глазками на круглом, упитанном, красном лице.