Особый агент
Шрифт:
– Декабрь и январь мы в Сахаре, февраль и март в Техасе, ну а на апрель думаем отправиться в Австралию, собираюсь там собрать материал и дописать свою диссертацию!
– можно было услышать от бывалого мигранта. Большую часть пути они проходили пешком, иногда останавливаясь в понравившемся месте на несколько дней. Благо, что на всех основных направлениях мигрантов через каждые пять километров были установлены автоматические пункты питания, энергетические подзаправки, душевые и туалеты. А когда требовалось перебраться с континента на континент, мигранты либо располагались на одном из громадных морских лайнеров, либо вызывали авиетку. По желанию.
В конце концов, в огромных, опустевших мегаполисах по решению планетарного
Однако вскоре один из сибаритов, устав от ежедневного раскладывания палатки, придумал миграту - передвижной дом. Изготовленный из сверхлегкого суперпрочного современного материала, сфероид трех - четырех метров в диаметре, покрыт солнечными батареями и имеет сверху винт, как у старинного вертолета. А внутри два этажа удобного жилья. На втором этаже где мягкий пол является одновременно кроватью, а в стены встроен обзорный экран, расположена спальня. Которую, в больших мигратах, при желании можно разделить на две или три. На первом расположен современный туалетный отсек, кухонный уголок и рабочая зона. Она же гостевая, спортзал и многое другое. На нулевом - запасы воды и контейнер с отходами. И теперь над планетой, тихо шурша пропеллерами, плывут в разных направлениях миллионы миграт. Приземляются в пунктах заправки, на пляжах и лесных полянках, на высокогорных лугах и снежных склонах. Иногда поодиночке, иногда сцепившись переходными мостками в большие группы. В сильную непогоду миграты встают на прикол у первого попавшегося на пути пункта.
Я тоже очень люблю, изредка попадая в родной мир, взять на стоянке малую миграту и отправиться в путь. Неспешно лететь на малой высоте, любуясь хрустально чистыми водами возрожденных озер и речек, яркой зеленью лесов и садов, зеркальными крышами зданий и пунктов заправок. И сейчас, лежа в аварийной палатке, в заброшенных катакомбах чужого мира, твердо постановляю, что отныне буду проводить отпуск только на родной планете. Хватит с меня райских курортов.
А в сфере голограммы, развернутой перед моим лицом проектором трансформа, тем временем добавилось действующих лиц. Из ниш, вырубленных в стенах, угрюмо сползаются к очагу обтрепанные женщины. Волосы у большинства коротко обкромсаны и торчат неровными, давно немытыми прядями. Одежда находится в той стадии изношенности, когда уже невозможно сказать, какого она первоначально была цвета. Лица изможденные, серые от пыли. Похоже, несчастным не дают воды на купанье и стирку.
Взяв по серой лепешечке и по кружке горячей воды, пленницы рассаживаются вокруг очага на каменные блоки, с незапамятных времен заготовленные для стройки. Но, по неизвестной причине так и не пригодившиеся.
Едят пленницы молча, с безнадежной отрешенностью.
Подбирая с нищенской скупостью каждую крошку. А у меня, от вида их изможденных, отчаявшихся лиц, застревает в горле взятый на завтрак сухарик.
Я много повидал миров и стран, и больше всего ненавижу в людях подлость, жадность и желание устроить себе сладкую жизнь любой ценой. Хотя, по большому счету, цена всегда сводится к одной простой гнусности.
Отнять.
Отнять у слабого, больного, наивного, беззащитного.
У ребенка. У старика. У инвалида. У женщины.
Отнять деньги. Дом. Здоровье. Память. Свободу. Честь. Радость. Счастье. Любовь. Жизнь.
Отнять хитростью, наглостью, обманом, силой.
И, обменять отобранное на золотые, серебряные, натуральные или бумажные символы.
А потом в обмен на эти грязные капиталы натаскать себе под задницу шкур, ковров, машин, бочек с вином или медом, рабов, бриллиантов, картин, звездолетов.
Непонятно мне только одно. Почему эти нелюди так искренне надеются на сострадание и участие, в которых отказывали другим?! В тот момент, когда приходит время возмездия?!
А приходит оно всегда. Иногда раньше, иногда позже. Но обязательно приходит. Доказано.
Заскрипело где-то над шахтой непонятно что, и женщины в голограмме сжались, испуганно притихли. Значит, не ждут для себя ничего хорошего. Скрипнув зубами от невозможности помочь, защитить, крепче сжимаю в руке бесполезный пока станнер. Сопровождаемая погромыхиванием раскручиваемого невидимого барабана появляется спускающаяся сверху деревянная платформа. На ней, широко расставив ноги, стоит презрительно ухмыляющийся коренастый упитанный туземец. У его ног лежат какие-то мешки, кувшины и коробки и сидит на корточках замотанная в темные платки женщина.
– Чистоплюй.
– Ловит жучок тихий шепот пленниц.
– Принимайте родственников!
– зло бросает абориген женщинам, когда платформа касается пола.
Однако они не очень торопятся подходить ближе. Туземка, сойдя с платформы, начинает сгружать с нее корзинки и сосуды.
– Что стоите, свиньи?! А ну быстро помогать!
– не сходя с места, злобно орет прибывший.
Женщины, хмуро переглянувшись, осторожно выдвигаются вперед, и, стараясь держаться за спиной туземки, подхватывают из ее рук грузы. И спешно отступают с ними подальше. Абориген, хищно прищурившись, жадно поблескивающими глазками следит за каждым их шагом. И вдруг, улучив момент, когда одна из пленниц на миг оказывается в опасной близости к нему, одним прыжком достает зазевавшуюся. Схватив за руку, втаскивает на помост и, победно рыча, начинает задирать жертве юбку. Вначале она молча сопротивляется, однако, получив увесистую оплеуху, затихает.
Остальные торопливо растаскивают привезенные грузы и молча ждут, отвернувшись, пока гаденыш, гогоча, насилует несчастную. Облив ее предварительно холодной водой из кувшина.
Стиснув зубы и повторяя про себя как заклинанье самые забористые матросские выраженья, даю сканерам приказ хорошенько запомнить этого аборигена. И клянусь себе, как бы ни сложилась ситуация дальше, но этот урод получит свою порцию возмездия из моих собственных рук. Очень большую порцию!
Грубо столкнув свою жертву с платформы, изверг дергает какой-то тросик и платформа со скрежетом и грохотом начинает подниматься.
Женщины молча провожают ее тайком брошенными ненавидящими взглядами, и лишь когда где-то вверху со скрипом захлопывается люк, с чьих-то губ злым плевком срывается:
Чистоплюй!
И звучит оно хуже самых гнусных ругательств.
Туземка бесстрастно развешивает по выработке электрические фонари, а пленницы осторожно кладут на рваные одеяла странные буро-грязные тюки. И только теперь я понимаю, что это новые пленницы. Избитые до беспамятства. А скорее всего еще и неоднократно изнасилованные. Так вот в каком виде туристки попадают сюда!
Ненависть переполняет меня, туманя разум, сжигая запреты. Достать бластер и жечь, жечь, жечь! Вот единственное желанье, которое стучит в висках. Жечь тупых, похотливых, жадных и жестоких чудовищ, по страшному недоразумению носящих человеческий облик. И пусть все выученные мною назубок инструкции отдела твердят, что агент не имеет ни малейшего права на самосуд, сейчас я с ними категорически не согласен. И не желаю оправдывать зверски жестоких аборигенов ни неправильным воспитанием, ни средневековой моралью. Человек в любые века имеет выбор. Стать человеком или... нет, не зверем. Монстром. Потому что ни один, самый дикий зверь не относится так к существам своего рода.