Осока
Шрифт:
Марию охватил страх.
Вдруг она не выберется обратно наверх? Вдруг опять рухнет перегородка? Вдруг опять пойдет газ? И она останется там внизу! А рядом не будет того, кто ей помог. Генри, ее Генри, светлый, удивительный, любимый…
Гид говорил и говорил.
Сверху начали падать капли дождя. Не все еще было завершено и сделано на Батарее, на этом Мемориале. Капли звонко стучали по перегородкам, отлетали от бетонных стен.
Гид открыл двери в следующий зал: «Мы подошли к Пантеону Памяти. Можете посмотреть и почитать фамилии людей, которые завершили свой жизненный путь здесь, на этой
Все вошли в зал.
Зал был огромен, просто необъятное пространство. Ровными рядами в ячейках на стенах стояли светлые таблички. Фамилия, имя, отчество… Налево – от А до К. Направо – от Л до Я. По внутреннему кругу зала было тоже самое. Тысячи и тысячи фамилий…
Мария пыталась найти нужную букву. Слезы текли из глаз. Все расплывалось.
Калерия потянула ее за руку: «Все ушли в другой зал, рядом. Пойдем! Потом поищем!»
Они открыли двери и тихо вошли.
В луче света на полу лежали четыре красные гвоздики. Они были перевязаны георгиевской ленточкой. Луч света был направлен прямо на них. Стояла тишина.
Внезапно свет исчез, погас. Стало полностью темно. Темно и тихо.
Вдруг оттуда, из темноты зашумело море, зарокотал прибой, закричали чайки. Волны ударялись о скалы. Все оказались вне пространства и вне времени.
На людей, находившихся в зале, из кромешной темноты начали наплывать, появляться из ниоткуда, из пустоты фотографии тех людей, кто тогда были здесь.
Молодые и немолодые, военные и невоенные, мужчины и женщины, старики и дети…
Потом появились горящие свечи, свечи памяти…
Это было настолько страшно, жутко и больно. От всего увиденного ужаса, от количества погибших зашевелились волосы на голове, заболело сердце.
Люди в зале оцепенели, замерли на месте. Нахлынувшие чувства, переживания, эмоции потрясали, впечатляли, заставляли плакать и помнить. Ком стоял в горле. По щекам текли слезы…
Это нельзя рассказать! Нет таких слов. Это нужно один раз увидеть. Этих людей, этих тысячи погибших…когда они выходят из темноты и смотрят, смотрят на тебя…смотрят прямо в душу…
Экскурсия подошла к концу. Люди молча выходили из зала.
Калерия с тревогой посмотрела на Марию: «Подойдем к гиду?»
Гид, молодой парень в черной бандане, очень заинтересовался рассказанной историей. Он долго перебирал какие-то бумаги на столе, потом протянул Марии глянцевую визитку: «Это поисковый отряд «Сокол». Он занимается Батареей. Позвоните им. Может быть, удастся что-нибудь узнать о вашем друге!»
На стене памяти Генри не было…
О войне не стоит всуе,Между делом, между слов.Память-грифель все рисуетВ глубине тревожных снов.Черно-белые картинкиОглушающе тонки,Как летающие льдинкиОжиданья и тоски.Страшны внутреннему глазуМозаичные панноИз родительских рассказов,Книг, фантазий и кино…На дальней станции сойду
Главное, ты есть на этом свете…
Герману не спалось.
В вагоне было душно и темно. Вагон был плацкартный. Народу набилось полно. Все уже спали. То тут, то там с полок свисали рука или нога, раздавался заливистый храп.
Герман спустился с полки. Ему хотелось глоток свежего воздуха.
Поезд подъезжал к какой-то станции.
Герман вышел в тамбур. Там было светло. Горел верхний свет. Стояла девушка. Светлые волосы стянуты в длинный хвост на спине. Большие синие глаза сияли каким-то внутренним светом, когда она подняла их и посмотрела на него.
Герман встал рядом.
За окном была глубокая ночь. Стрелки часов перевалили за цифру два.
Поезд подкатил к перрону и остановился. Перрон освещался тусклым светом привокзального фонаря.
Последний вагон, в котором они ехали, остановился за платформой. Места всему поезду не хватило. Дальше была высокая насыпь и рельсы.
Спуститься аккуратно не представляло никакой возможности. Тем более в ее нынешнем деликатном положении. Девушка придерживала руками огромный живот, который было не скрыть даже под длинным плащом.
Она стояла на последней ступеньке вагона и задумчиво вглядывалась в темноту. Проводница громко зевая, открыла дверь вагона и ушла к себе в купе. Она даже не обернулась на девушку.
«Поезд стоит всего две минуты. Прыгайте!» – был ее безапелляционный, жесткий вердикт.
Платформа закончилась. Внизу была только высокая насыпь, скользкая от прошедшего дождя. Тишина. И никого вокруг.
Как спуститься вниз? Это был вопрос! И еще какой…
Девушка все вглядывалась в темноту, медлила и словно чего-то ждала. Придет добрый волшебник и поможет ей, совершит чудо.
Сначала бросить свой чемодан. А потом прыгнуть самой. Живот она придержит руками. Это не страшно. А главное, недолго. Пусть малыш немного потерпит. Она погладила живот, замерла на мгновение и приготовилась к прыжку.
У Германа был приятный голос, бархатный и сексуальный. Он остановил девушку: «Не смейте, остановитесь! Это опасно! Вы же убьетесь или навредите себе и малышу!»
Герман был молод, силен, светловолос, приятной наружности. Он спустился мимо девушки по ступенькам, слегка прижав ее к краю вагона, спрыгнул вниз на насыпь, а потом протянул ей руки: «Прыгайте! Теперь не страшно!»
Парень был такой добрый, такой смешной, в своем порыве помочь незнакомой беременной девушке. Настоящий мужчина!
Девушка решилась. Она уцепилась за его сильные, накаченные руки.
Он осторожно и бережно поставил ее на насыпь, потом спустил чемодан и поставил его рядом с девушкой.
Поезд тронулся. Герман запрыгнул обратно на ступеньки в вагон. Он обернулся и помахал рукой незнакомке.
Было темно. Привокзальный фонарь на платформе на секунду выхватил из темноты его красивое, мужественное лицо, светлые волосы, серые глаза, прилипшую к спине маечку, обтягивающие сильные плечи.