Осознание. Пятый пояс
Шрифт:
У Мирака появились бисеринки пота над верхней губой. Я, не скрываясь, пристально уставился на него, растянул горящие от боли губы в подобие улыбки и принялся рассказывать дальше:
— Выяснилось, что мой благодетель оказался за стенами города в одиночку из-за козней одного из Ян — так называемого Нулара. Нулар получил своё наказание и мёртв.
Мирак, успевший за то время, что я не видел, осунуться и обрасти неприятного вида щетиной, не выдержал и затараторил, захлёбываясь в словах:
— Рад, что месть старшего так быстро свершилась, мы и сами были пойманы людьми Нулара и оказались в той же заднице, что и Пиатрий…
Лая стремительно разогнулась, ожгла Мирака злым взглядом, от которого он подавился словами, с трудом выдавил из себя:
— С-спасибо, старший, за… за…
Лая развернулась и, наконец, открыла рот, закончив фразу за Мирака и словно невзначай сдвинувшись при этом так, что закрыла его от меня. Как будто это мешало моему восприятию Предводителя видеть, как он начал потеть ещё сильней.
— Спасибо за восстановление справедливости, старший.
Зря она так. Использованное ею слово ужалило точно в сердце. Теперь меня скрутила не боль от лечилки Властелина Духа, а злость и ярость.
И видимо, не только скрутили, но и выплеснулись наружу, потому как Лая-то осталась на месте, а вот оба её подчинённых сделали пусть и крохотный, но шаг назад.
— Справедливость… — прошипел я, оглядывая всех троих.
Справился с собой, задавил злобу, отнял руку от груди, с удивлением оглядел её. Может, это всё же была боль от лечилки? С каких пор злость заставляет меня хвататься за сердце? Неважно.
— Я знаю, что вас изначально было пятеро. Пятый, Властелин Духа Аранви и рассказал мне всё, что произошло с вами после похищения. Но его рассказ оканчивается на том моменте, где он, Властелин Браут и Предводитель Воинов Орзуф остались сражаться с големами, чтобы дать время уйти остальным идущим.
Я замолчал. Лая продолжала стоять, не изменившись в лице ни единой чёрточкой. Мирак тоже держал себя в руках, пусть по-прежнему потел, а вот у Агиша начал дёргаться глаз.
— Вы трое стоите передо мной, почти целыми, а главное, живыми, а вот тело моего благодетеля Пиатрия Властелин Аранви отыскал на половине пути из зоны запрета техник. И мне бы хотелось знать, как так вышло, что вы живы, а он нет.
Лая шевельнулась, привлекая к себе моё внимание:
— Старший, позвольте ответить мне. Старший, мы все были в тяжёлом положении — над головой нависал шар Бедствия, сзади догоняли сотни големов, а вокруг простиралась зона запрета техник. Мы все бежали, стараясь выбраться из этой ловушки, наши ряды смешались, и мы потеряли алхимика Пиатрия. Старший, мы сочувствуем вашей потере, но, похоже, алхимик просто выбился из сил. Зона запрета оказалась очень велика, старший, а его выносливость, вероятно, не соответствовала его рангу. Большего я не знаю, старший, возможно, другие идущие, что тоже были там, могли бы сообщить вам больше.
— Ты предлагаешь мне расспросить ещё и остальных беглецов? Сестёр и Пепельных?
Лая уверенно кивнула:
— Это нужно, чтобы составить полную картину случившегося, старший.
На несколько вдохов я задумался, на миг я даже усомнился, не зря ли не стал задавать свой вопрос о Пиатрии после лечения Таны. Но только на миг, потому что Агиш скривил губы за спиной Лаи и добавил и своё мнение:
— Если уж наказывать за случайность, то всех, а не только нас, вольных. Там были люди двух союзов и люди Ян. Это Поле Битвы, такое…
Интересно, Лая правда думает, что жест пальцами, который она сделала, не поднимая ладони от бедра, я не замечу?
Если уж заметил Агиш и закрыл рот, то у меня что, нет глаз, ушей и восприятия Предводителя?
Я процедил:
— После того как я озвучил свои условия помощи старшим Морту и Илимии, они сразу же начали действовать. Первое, что мне сообщили их люди, это твоё прозвище, Лая. Бессердечная Сука. А ещё мне сообщили, за что именно ты его получила.
Лая стиснула зубы, губы её превратились в тонкие, бледные нити, но уже через вдох она разжала их и уверено произнесла:
— Поле Битвы действительно жестокая вещь, старший. Уверена, вы знаете это. Да, иногда те, кто выходил со мной на Поле Битвы, на нём и оставались. Потому что оказались в итоге слабы, трусливы и никчёмны.
— Как алхимик Пиатрий?
Глаз у Агиша снова дёрнулся, и в этот миг снаружи жахнуло особенно сильно, вновь заставляя сыпаться с пололка пыль, которая, как я думал, закончилась там уже давно.
Это дало Лае время подумать над ответом, но она всё равно сказала прямо и ничего не скрывая:
— Да, алхимик Пиатрий был из тех, кто не подходил для Поля Битвы.
— Но имеет ли это хоть какое-то значение в этом случае? — спросил я в ответ, — Вы стали с ним товарищами по несчастью, нужно ли было его бросать на середине дороги, тем более там, где вам хватало сил его вытащить, как бы никчёмен он ни оказался? Ведь вытащил же Гравен Тану, которая даже идти не могла?
Лая отрезала:
— Алхимика никто не бросал, старший. Мы перемешались, потеряли друг друга, а…
Я закончил за неё:
— А когда заметили пропажу, то даже не подумали возвращаться.
— Не рискнули возвращаться, старший, — поправила меня Лая, — потому что не знали, справились ли старшие, задержали ли големов или те…
— Или те бегут в ста шагах от вас и видны любому, даже Закалке?
— Старший, может…
Я вскинул руку:
— Помолчи! — честно признался. — Я ранен, меня терзает боль от лечебного зелья и нет никакого желания перебрасываться доводами, — чуть дольше пауза мне потребовалась на то, чтобы отыскать в кольце нужные вещи. Когда они звякнули в моей руке, сообщил. — Когда-то это были оковы, схожие с теми, что надеты на вас. Но сейчас это ещё и артефакты Истины, которые, наконец-то, позволят мне получить ответы, а не выслушивать, как вы искажаете правду, выкручивая её в своё оправдание.