Осознание
Шрифт:
Работает, отлично. Уже приятнее на душе.
Егор снял очки, чтобы протереть, и шагающий рядом Большой хлопнул себя по лбу:
– А, вот где я протупил! Теперь понял, круто ты нас в баре наколол. Пока я комедию разыгрывал, с банкингом на твоем ПДА возился, ты наш боевой отряд снаружи засек. Красавец!
Егор улыбнулся уголком рта и водрузил очки обратно на нос. Картограф, остановившись, уставился на Линзу, как энтомолог – на неведомое насекомое.
– Позволь, я посмотрю, – он протянул руку.
Его голос по-прежнему был лишен
Картограф изучил очки, покрутил верньеры на ПДА, потом вернул все со словами:
– Хорошая работа, хотя картинка не очень. Я бы в алгоритме изменил один блок.
– Какой блок?
– Тот, что корректирует скорость и высоту исходя из угла, под которым направлен «глаз».
– Корректирует? – Егор потер лоб. – Скорость и угол зрения… Ну, наверное, можно попробовать.
– Попробуй.
А и правда, почему бы прямо сейчас не воспользоваться мудрым советом? Охваченный азартом, он открыл программу и принялся на ходу переписывать код. Мишка с Яной топали рядом, не мешали ему, лишь иногда, как и Егор, поглядывали вверх, где прямо над ними плыла Линза.
– Эй! Егор! – воскликнул вдруг Большой, показывая вверх, и пришлось оторваться от работы. Оказывается, Линза зависла на одном месте и дергалась из стороны в сторону.
– По-моему, у нее нистагм, – поставила диагноз Яна.
Еще лежа в больнице после аварии, Егор узнал, что нистагмом называют непроизвольные колебательные движения глаз высокой частоты. Наверное, Яна и правда студентка медуниверситета. Может, и внешность ее аватара не так уж обманчива?
Задумавшись, он едва не пропустил момент, когда Линза начала терять высоту и чуть не свалилась ему на голову.
Он вовремя «подхватил» ее, управляя верньерами. Затем вывел на экран программный код, подкорректировал его, удалив лишнее. Наконец поднял голову, улыбнулся и похвастался:
– Готово. Теперь я могу увеличить угол обзора и использовать Линзу как огромный бинокль.
Яна скептически сказала:
– Ну, сделай это и расскажи, что видишь.
Лес начал отдаляться, деревья – мельчать, горизонт отодвинулся. Через Линзу Атила смотрел в сторону АЭС. Вот она появляется – едва различимая точка, – растет… А это что?
Над полосатой трубой трепетали тени, что-то клубилось, формируясь в полупрозрачный бесформенный сгусток. Он задрожал – и рывком изменился, приняв форму огромного глаза. Глаз повис над трубой, медленно поворачиваясь, будто кто-то с АЭС наблюдал за Зоной через огромный сложный чит, похожий на Линзу.
Атила невольно отступил на шаг. Показалось, что глаз смотрит прямо на него, заглядывает в душу, копается в мыслях. Видимо, Егора так перекосило, что Яна схватила его под локоть.
– Что? Плохо?
Он снял очки и отдал ей. Нацепив их на нос, девушка ахнула:
– Мамочка!
Большой засуетился, принялся кружить вокруг них и канючить:
– Яна, что там? Мутанты? Дай посмотреть! Ну дай!
Чтобы его не разорвало от любопытства, Атила снял очки с Яны и протянул Мишке. Тот, сопя, надел их, на лице застыло предвкушение… Но ухмылка вмиг исчезла, он разинул рот и задергал бородой.
– Да ну на..! Че за фигня?! Эй, ты можешь объяснить? – Он сунул очки Картографу.
Все уставились на него, но он просто молчал и смотрел.
– Кто-нибудь знает, что это? – спросил Большой. – Картограф! Ну, ты точно знаешь! Расскажи!
Картограф едва заметно качнул головой и сказал, возвращая девайсы Атиле:
– Сейчас стемнеет, надо торопиться. Скорее.
– Картограф, хватит издеваться! – заорал Большой. – Что там висит?! Я же чувствую: оно по-настоящему смотрит, – он повел плечами, глянул на Атилу. – Неужели вы не чувствуете?
– Чувствуем, – согласился Егор.
Яна кивнула:
– И я ощутила.
Картограф, от которого все ждали объяснений, по-прежнему молчал, и Атила понимал: бесполезно его расспрашивать. Даже если знает – не скажет, уж такой он таинственный. Его загадочность начинала сильно раздражать, хотелось забыть, что он им помог, долбануть по башке прикладом и трясти, пока все не выложит.
– Картограф, поделись, как ты аномалии обходишь? – нарушила молчание Яна.
Вместо ответа он поднял руку и медленно повернул голову, к чему-то прислушиваясь. Большой с Атилой переглянулись. Мишка вдруг нахмурился, сморщил нос, встряхнул планшет, который вынул минуту назад. Атила вопросительно мотнул головой, мол, что случилось?
– Да че-то планшетник взбесился, почудилось ему, будто аномалии впереди, – пояснил Большой. – У меня ж тут детектор в ПЗУ зашит…
– Да, – проговорил Картограф. – Они впереди, много.
– Чего много, аномалий? Каких именно?
Резко изменив направление, Картограф направился вправо, в сторону камышей. Вот уж куда не хотелось идти, так это туда. Атила догнал его и зашагал рядом, заглянул в его лицо. Чтобы не мокнуть, Картограф натянул капюшон, виднелся лишь кончик носа, но Егор был уверен: лицо у него по-прежнему каменное. Наверное, оно останется непроницаемым, даже если Картографа будут живьем пожирать мутанты. Да что ж он за существо, в конце-то концов?
Картограф шагал дальше, раздвигая руками стебли камышей. Под ногами чавкала грязь. Атила решил, что они уже возле болот, но оказалось, это всего лишь ручей. Его перешли вброд по камням, даже не замочив обувь, и снова попали в лес.
Дождь почти прекратился, теперь он напоминал медленно оседающий туман. Одежда промокла и отяжелела, было зябко, начало знобить. Картограф шел, будто запрограммированный, поворачивал в неожиданных местах, иногда кружил по полянам, не глядя по сторонам.
Опустились липкие густые сумерки. Еще час – и стемнеет.