Оспинка

Фомичёв Сергей Александрович

empty-line/>

На проекции появилась врезка, транслирующая изображение с одной из тыловых камер. Тяжёлый вертолёт попытался взлететь наперекор стихии. Пилот был опытным и смог удержать машину, несмотря на бешеный ветер. Однако несколько манчеров упали на него сверху. Один был разрублен лопастями, но второй попал на воздухозаборник. Его протащило через турбину изрубило на куски и выплюнуло горящими лоскутами из патрубка. Однако вместе с ошмётками врага, словно выбитые зубы турбина выплюнула и остатки лопастей. Двигатель взревел, вспыхнул на миг и заглох, как только сработала система пожаротушения.

Мощности второго двигателя не хватило, чтобы сопротивляться потоку, и вертолёт, раскачивая из стороны в стороны, стало относить за пределы научной базы. Камера попыталась проследить за ним, но упёрлась в ограничитель.

Врезка исчезла.

Каждый из военных просматривал эту трансляцию не раз и не два, пытаясь выяснить о противнике что-то новое, что-то такое, что пропустили другие. Единственная полная запись, которую получили тогда через спутник и которая сохранилась в архиве. От остальных слагаемых катастрофы остались лишь фрагменты записей камер со спасательных вертолетов.

Шитиков не мог понять, зачем эту трансляцию смотрела Оспинка, ведь её родители как раз и погибли в той резне. Должно быть чертовски больно изучать детали катастрофы, в которой потерял близких, с какой бы то ни было целью.

Она почувствовала его присутствие и, очевидно узнав, сказала не оборачиваясь:

– Я думаю пылевая буря использовалась манчерами не столько как средство маскировки, сколько обеспечивала им нужную скорость и энергию, для быстрого и эффективного преодоления защиты.

– Верно, - Саня кивнул.
– Хотя и маскировкой они обычно не пренебрегают.

Девочка быстро схватила то, до чего отцы-командиры додумались через год. Между тем её размышления не ограничились констатацией уже известных всем фактов.

– С тех пор, как они уничтожили все города колонии, а выжившие укрылись на буровой платформе, мы ещё ни разу не испытывали серьёзного штурма, верно?
– спросила Оспинка.

– Так и есть, - согласился он и как по учебнику перечислил давно известные аргументы.
– Во-первых, им труднее двигаться в разреженном воздухе Плато. Во-вторых, у манчеров большая площадь тела и как результат интенсивный теплообмен, а воздух здесь значительно холоднее чем в низинах. Поэтому в набегах участвует лишь мелкие особи, у которых меньшие потери тепла и меньший расход кислорода. Главным образом молодняк. Отсюда их осторожность, неумение провести энергичный и фатальный для нас штурм. Потому-то мы и засели на мерзком плато, где под ногами нет ничего, кроме гранитной крошки.

– Нет у них никакой осторожности или неумения, - неожиданно резко заявила девушка.
– Дело в чём-то другом.

– В чём?
– удивился он.

– Пока не знаю, - вновь тихо произнесла она и потянулась к кассете с накопителями.

– Послушай, Оспинка...

Она засмеялась. Он понял что оговорился, ибо в который раз вспомнил загорелое плечо и прозвище, которым её наградил.

– Не смущайся, дядя Саша. Мне понравилось имя.

Это детское "Дядя Саша" резануло его сильнее собственной оговорки. С некоторых пор Шитиков не относился к ней, как к ребёнку, хотя ещё помнил долговязого подростка в дырявых штанах.

Она как будто почувствовала неловкость собеседника, потянулась и коснулась пальцами его небритой скулы.

– Извини, я не хотела тебя расстроить.

Тут Саня совсем было поплыл, но откуда-то изнутри проклюнулся старый вояка и заставил его взять себя в руки. Хотя бы для того, чтобы закончить то, зачем он вообще появился здесь.

– Послушай, Часка, - сказал Шитиков.
– Ты постоянно выходишь на Плато одна, без охраны и оружия. Мало того встаёшь на линию огня...

– Я думаю мне ничего не грозит, - отмахнулась Оспинка.
– Но если почувствую угрозу, то быстро вернусь, обещаю.

– Думаешь? Обещаешь? Пойми, у тебя ещё мало опыта в таких делах. Эти твари нападают внезапно...

– Не так уж внезапно, - возразила она.
– В их атаках есть система. Я пока не разобралась до конца, но кажется они как-то связаны со сменой сезонов или их биологическим ритмом.

Саня покинул архив раздражённым из-за того, что ни один из его аргументов не достиг цели. Повернул за угол, чтобы отправиться на Совет, и почти сразу наткнулся на Гордона, выдающегося в прошлом микробиолога, подметающего теперь коридор. Тот приветствовал сержанта кивком и широкой улыбкой идиота, отчего Шитиков расстроился ещё больше. Улыбка заменила Гордону все прежние эмоции, реакции и знания, вытянутые пылесосом анабиоза. Искусственная гибернация, применяемая при транспортировке колонистов на Кайлас, выносила мозги в среднем одному человеку из сотни. Некоторых болезнь накрывала сразу при пробуждении, некоторых позже, спровоцированная местными экологическими условиями. Некоторых било сильнее, другие, вроде их старшего лейтенанта, отделывались частичной потерей функций. По этим причинам перевозить детей в анабиозе запрещалось. Отсюда и разрыв в восемнадцать лет между поколениями первопроходцев и рождённых на Кайласе.

– Одна слишком умная, другой слишком глуп, - пробормотал Саня, улыбаясь в ответ Гордону.
– И на платформе так сплошь и рядом.

***

Должно показаться странным, что в небольшом обществе из четырёх тысяч человек, половина из которых несовершеннолетние, да и ещё и в обществе, стоящим на грани выживания, завелась такая бесполезная штука как политика. Тем не менее это случилось. Виной тому отчасти были причины, по которым человечество вообще пошло на межзвёздную экспансию. Земные политики трещали о единственной вменяемой парадигме человечества. К тому же расширение среды обитания всегда считалось естественной стратегией эволюции, а человечество, шагнув к звёздам, попросту расширяло горизонты, что в перспективе увеличивало шансы на выживание вида и цивилизации, как таковой.