Останется память
Шрифт:
– Заходите же скорей!
– крикнул мужчина таким голосом, будто это я его выставил под дождь в голом виде и теперь не пускаю обратно домой.
– Вода поднимается.
Да, после того как дверь открыли, в парадную мощным потоком хлынула вода с тротуара. Я поспешил захлопнуть за собой дверь и заложил засов. Поток сразу же уменьшился.
– Пойдемте, - недовольно сказал мужчина, провел по усам и небольшой бородке ладонью, развернулся и зашлепал к лестнице. Подождал меня на промежуточной площадке, снял шинель и накинул мне на плечи.
–
Я благодарно кивнул, выбивая зубами тарантеллу. Мы поднялись на третий этаж четырехэтажного дома
– Входите, - он распахнул передо мной дверь и указал в угол, не зажигая свет.
– Калоши ставьте сюда.
– Что?!
– единственное, что я смог выдавить.
– Ах, да. У вас же ничего нет. И документы, видимо, спрашивать бесполезно. Интересно... Назовитесь, хотя бы.
В квартире было хорошо натоплено. Казалось, хозяин сделал это именно к моему нежданному приходу. Я со свистом вдохнул и вдруг закашлялся, сгибаясь и хватаясь за дверной косяк.
– Так вы еще и заболели. Как неудачно. Надеюсь, не испанка.
– Не она, - я еле смог отдышаться.
– Я уже болел гриппом. Выздоровел.
– Выпейте, - мужчина подал мне кружку с каким-то горячим напитком. Я слегка отхлебнул, опасаясь обжечься. Горячий чай. Сладкий, крепкий. Хорошо.
– Спасибо, - булькнул я.
– Вытирайтесь, - мужчина подал мне полотенце.
Отставив кружку, я поискал взглядом вешалку, не обнаружил ее и сложил шинель хозяина на спинку стула. Вспомнил, что совсем не одет, и отвернулся, вытираясь. За спиной послышалось шевеление, скрип половиц, потом - дверцы шкафа.
– Надевайте. Иначе с вами по-человечески не поговоришь.
Хозяин выложил передо мной комплект белья - кальсоны и бязевую рубашку, выгоревшую гимнастерку со споротыми погонами и невообразимые пушистые шлепанцы желтого цвета. Всё на вид чистое. Впрочем, в моей ситуации привередничать не стоило. Я как можно быстрее оделся под пристальным взглядом хозяина и приготовился к расспросам. Вон, хозяин уже пытался узнать имя. Что ж, самое время представиться. Я кашлянул и сказал, наклонив голову:
– Шумов, Константин Владимирович.
– Очень приятно. Мое имя - Александр Сергеевич Никольский. Я живу здесь. А вы?
– Тоже недалече. Ближе к театру...
– я поспешил прикусить язык: кто знает, сохранился ли еще Мариинский театр. Или его того, снесли для какой-нибудь надобности.
Однако Никольский совершенно не обратил внимания на мою оговорку.
– Как вы оказались на канале? В такую погоду, в таком виде?
– Никольский неопределенно пошевелил пальцами.
– Пушка на Петропавловской крепости уже пять раз стреляла.
– Не слышал. Я тут случайно очутился. Вот шел, шел... А потом раз - и на набережной.
– И без одежды?
– И без одежды!
– подтвердил я. Да, объяснения никуда не годились. Но ничего другого не придумывалось. Опять сочинять про грабителей? Которые решили догола раздеть одинокого прохожего во время буйства стихии, когда служители закона занимаются другими, более насущными делами? Например, спасением жителей первых этажей и подвалов. На месте грабителей следовало бы подождать. Схлынет вода, а пока люди возвращаются по домам, можно успеть чем-нибудь да поживиться. И, главное, в этой ситуации не выяснить - сами вещи уплыли, или их кто-нибудь прибрал. Так что воры трижды подумают, прежде чем снимать одежду с прохожего. Им и о своем здоровье думать надо.
– Загадочно...
– подытожил Александр Сергеевич.
– Ну, я не Следственный Комитет, допытываться не буду. Наверно были у вас причины в голом виде вдоль канала бродить. Да еще в наводнение.
– Тут такая история... В общем, я к одной женщине зашел, знакомой. А тут ее муж вернулся. Вот и пришлось...
– я пожал плечами.
– Даже одеться не успел.
Почему-то этот старинный анекдот, рассказанный под видом действительной истории, напомнил мне о Люде. Как же давно я ее не видел... Как давно... Сколько же дней прошло в моем времени? Столько же, сколько я провел в прошлом? Или я вернусь в тот же миг, что отправился? А вернусь ли я?
Голос Александра Сергеевича вернул меня к реальности.
– Где-то я такую историю слышал...
– Никольский потеребил бородку.
– Впрочем, это будет на вашей совести. Кстати, где служите?
Резкий поворот в разговоре совершенно сбил с толку. На этот случай я тоже ничего не успел придумать. Пришлось выдумывать на ходу:
– В Строительном Управлении. А должность невысокая.
– В СтройУправе? Хм. Весьма интересно. Я тоже там. И вроде бы всех знаю... Константин Владимирович, может, будем правду рассказывать?
Я молчал. Не знал, что ответить. Ну, не объяснять же о скачках во времени! Так и за сумасшедшего примут. К тому же, я и сам толком не понимал, что происходит. Только догадывался.
Пауза затянулась. Никольский выглянул в окно.
– Сильно вода поднялась. И это, кажется, не предел.
Я тоже полюбопытствовал. Жуткое зрелище. Окна квартиры Александра Сергеевича выходили как раз на Крюков канал. Сейчас вода бурлила у самой стены дома. Деревянный мусор бил в стены и уже в окна первого этажа. Слышался звон стекла, и Никольский морщился. Колокольня собора вырастала прямо из воды. Точнее, погружалась, захлестываемая волнами. Город тонул.
– Всё повторяется...
– Никольский оторвался от окна.
– Как и сто лет назад.
– Значит, сегодня двадцать четвертый год?
– Я внезапно вспомнил о петербургских наводнениях.
– Да, - Александр Сергеевич слегка удивился, - Двадцать третье сентября.
– Очень хорошо. И как вы здесь живете?
– по понятным причинам я не мог спрашивать более определенно.
– Обычно живем, - Никольский пожал плечами.
– Не жалуемся. Проблемы есть, конечно. Но, скорее, личного плана... Что-то мы отвлеклись. И всё же, Константин Владимирович, сообщите что-нибудь о себе.