Останкинские истории (сборник)
Шрифт:
И Крейсер Грозный, не обращая внимания на недовольства Малохола, двинулся к помещению, где можно было выпить и посидеть. Отбитые ради удач японского друга и марафонца Сан Саныча ноги Крейсера Грозного сразу же привели его не куда-нибудь, а в укромную каморку Малохола.
— О! И тут флотские! — обрадовался Крейсер Грозный, обнаружив капитанскую фуражку заседателя при бочке Печенкина. — Что ж ты мне, Игорь Константинович, не рассказывал о таких героях. По этому поводу надо сейчас же бы и непременно!
— Флотский! — загоготал
— Глупые шутки сейчас лишние! — предупредил Малохол.
— Да, да, конечно, — спохватился Лютый. И погрустнел.
А Крейсер Грозный мятым жестяным боком заполненной пахучим напитком кружки уже приветствовал нежно-тонкий стакан Печенкина.
— У вас картишки, — сообразил Крейсер Грозный, — а у меня полчаса!
— Только при наличии живности, лесопосадок или водоемов, — недружественно, взглядом вытесняя гостя за пределы профилактория, просипел Раменский.
— Что-что, а живность у меня есть! — рассмеялся Крейсер Грозный.
— Какая? И сколько штук?
— Штука одна. Пока. Но в ней одиннадцать погонных метров. Змей Анаконда.
— Чем подтвердите?
— Весь город знает. О змее был сюжет в «Московском телетайпе». Игорь Константинович не даст соврать.
— Змей есть, — кивнул Шеврикука.
— А если вам штуки… Так у моего друга Сан Саныча, который японец и сейчас бежит, много штук змеев. Опять же Игорь Константинович не даст мне соврать.
— Есть и штуки, — согласился Шеврикука.
Конечно, змеи у друга Сан Саныча водились в Японии бумажные, но кто знает, может быть, в полетах они были живее змеев из кожи и мяса.
— Ладно, бери табуретку, — сказал Лютый. — Сейчас нарисуем и змеев.
Малохол тем временем вернулся к облагораживающему чтению, но он как будто бы нервничал и нет-нет, а взглядывал на свои часы. Игра с появлением гостя стала шумной и балаганной, Малохола она явно раздражала. А Шеврикука, хотя прибытие Крейсера Грозного его никак не обрадовало и он был намерен спровадить сейчас же останкинского громобоя на асфальтовую дорожку, ничего не предпринимал, а сидел после медовухи разомлевший и тихий.
— И от кого я наслышана-то о вас, вы не догадались? — Нежная рука Стиши легла на плечо Шеврикуки, а потом Стиша присела рядом с ним на корточки, и коса ее коснулась пола. — А? Не догадались?
— Нет, — лениво протянул Шеврикука. — От кого же?
— Какой вы не сообразительный! И не чувствуете! — Стиша лукаво пальчиком укорила Шеврикуку и зашептала заговорщически: — От Увеки…
— От кого? — удивился Шеврикука.
— От нее… Прежде она звалась Увека Увечная, а теперь она Векка Вечная… Или вы ее не знаете?
— Нет, знаю… Как же… — сказал Шеврикука с расположением к Стише, но без всякого расположения к Увеке-Векке. — Слышал… И видел как-то ее… Приходилось сталкиваться…
— Мои-то с ней тропинки пробегали рядом, — сказала Стиша. — А то и сливались в одну…
— А мы вашу даму козырной десяткой! — воскликнул Крейсер Грозный. — И три очка «Спартаку»!
— Но ведь она, Увека-то, говорят, определена в холодную, — вспомнил Шеврикука.
— Сегодня она в холодной, — улыбнулась Стиша, — а завтра, глядишь, будет в тепле на канарском пляже…
— Может быть, — вяло согласился Шеврикука. — Может выйти и так…
— А я думала, вас обрадую Увекой-то, — Стиша была чуть ли не разочарована. — Она-то на вас ох как смотрит!.. Да вы, видно, и стоите того. А, Шеврикука? У Увеки-то есть и надежды на вас, я знаю! Может, я говорю лишнее. А может, и нет…
— Стиша! — словно бы с высоты, с гранитной скалы властно прозвучал голос Малохола. — Не время ли тебе вспомнить о своих заботах! Не время ли поднести жаждущим чаши!
— Это верно! Это справедливо! — поддержал Мало хола Крейсер Грозный. — А то ведь минут через пятнадцать притопочут обратно наши бегуны.
— Это как же они будут вздыматься на Башню? — поинтересовался Печенкин.
— Приезжайте к нам, увидите.
— Ну да, — покачал головой Печенкин. — Над вами в Останкине неизвестно что висит.
— Экая беда! — сказал Крейсер Грозный. — Висит себе и висит. Над каждым из нас все время что-нибудь да и висит. А из этого дредноута, что в Останкине, вчера пролилось. И ничего, живые.
— Что пролилось? — спросил Лютый.
— А леший его знает, — сказал Крейсер Грозный. — Не успел попробовать. Недолго лилось. Сосед слизнул с балконной ограды, говорит — хорошо! И запах стоял вкусный. Не иначе как борща по-флотски. Вот и Игорь Константинович подтвердит.
— Я отсутствовал в ту пору в Останкине, — сказал Шеврикука.
— Ну и не расстраивайтесь, — успокоил его Крейсер Грозный. — Еще закапает. А чтой-то вы карты не сдаете?
— Хватит! — резко заявил Раменский.
— Проигрываешь — и не злись, — сказал Лютый. — Сдавай или оплачивай проигрыш. Сколько зайчатины должно пойти ихнему змею? Анаконде, что ли?
— Анаконде, — подтвердил Крейсер Грозный.
— Ихняя живность, — сказал Раменский, — может, и липовая.
— А вот вы подавайте змею ваших зайцев, — предложил Крейсер Грозный. — Мы и проверим. Да и двух барсуков тоже! Красавица милая… Зовут-то вас как?
— Стиша.
— Стиша. Не сделаете ли одолжение, пока решаются животноводческие проблемы, выглянуть и посмотреть, не бегут ли обратно, огольцы?
— Бегут, — вернувшись, сообщила Стиша.
— И уже видны? — ужаснулся Крейсер Грозный.
— Нет. Я прикладывала ухо к земле. Слышен топот.
— Вот и хорошо! Вот и спасибо! Сожалею, что заставил ваше бесценное ухо быть приложенным к грунту. За ухо это и тем более за косу самое время теперь осушить чашу.
— Поднеси ему! — распорядился Раменский. — И пусть проваливает!