Остановись, мгновенье, ты ужасно
Шрифт:
Федора злило, что рабочие, занятые на строительстве крайнего дома, недалеко от которого стояла машина Сокольского, стали обращать на них внимания. Вдобавок, солнце припекало так, что казалось еще немного, и они с толстым лейтенантом просто сварятся. Что, кажется, потихоньку уже и происходило с Сокольским. Сначала толстяк снял свой модный пиджак, бросив его на заднее сиденье, потом ослабил удушливую петлю галстука. Потом и вовсе стянул его с шеи и снял рубашку, сверкая перед открытым окном своими телесами. При этом он ворочался как медведь в берлоге,
Пятеро рабочих молдован, заметив в салоне «Жигуленка» двух мужиков, толком не понимали, отчего раскачивается машина, и, скорее всего, принимали их за «голубых» потерявших стыд и срам, если вот так, среди бела дня, на глазах у всех. Побросав работу, все пятеро сидели, курили и бросали на Туманова с Сокольским насмешливые взгляды.
Часа через два, когда нервы у Федора были уже не пределе, лежащий у него в кармане сотовый, разразился мелодичной трелью. Майор быстро схватил трубку.
– Слушаю? – едва ли не прокричал он, прижимая трубку к уху.
Звонил капитан Грек.
– Николаич, там такое творится, если бы ты видел, – заговорил Грек чуть приглушенным голосом, видно опасаясь, что его услышат. Федор не сомневался, что для этого у Грека были веские основания, и, подстраиваясь под его голос, спросил тихо:
– Что ты там видишь? Говори.
– Николаич, Багиру вижу. Ее нарядили под беременную…
– Значит, нацепили на нее взрывчатку, – догадался Федор.
– Точно, – подтвердил Грек. – Я слышал разговор Мамедова о взрывчатке. Багире прицепили десять килограммов тротила. Вот почему у нее такой большой живот. Второй женщине, поменьше. Всего лишь пять. Обоих накололи наркотиками. Главная в их дуэте, та, другая. Ваняшин видит ее в бинокль, говорит, что она чеченка.
– Так вы их обеих видите? – спросил Туманов.
Грек как будто усмехнулся.
– Видит их только Ваняшин. Он торчит на заборе с биноклем. Я сижу возле радиостанции, – произнес Грек. Федор подтвердил, что понял Грека. Хотя пока неясным оставалось одно и самое главное. Об этом майор незамедлительно и спросил Грека:
– Тебе удалось узнать, что должны взорвать Багира и та другая женщина.
Ответ усатого капитана разочаровал Федора Туманова.
– Нет, не удалось. Мамедов об этом не сказал ни слова. По крайней мере, Багире. Скорее всего, об этом знает та вторая женщина, потому что Мамедов приказал Багире во всем ее слушаться, – сказал Грек.
– Жаль, – искренне посетовал Туманов и тут же спросил: – Вам оттуда видно, в какую машину сажают Багиру?
– Видно, – ответил Грек. – Обеих женщин сажают в машину «скорой помощи». «Газель».
– «Скорую помощь»? – переспросил Федор, несколько удивившись.
– Да, Николаич, – подтвердил Грек. А Федор сказал, после короткого раздумья:
– Думаю нам эту «скорую помощь» надо тормознуть. Выходите, и мы с Сокольским сейчас подъедем. Охрана в ней есть? – спросил Туманов.
Грек ответил, что сейчас об этом он узнает у Ваняшина. Потом ответил, сказав:
– Никакой охраны в ней нет. Только один водитель.
Федору стало неясным по поводу самого Мамедова. Все-таки, главным в дуэте Багиры и той второй девушки был именно он. Они, всего лишь технические исполнители, которых в случаи потери, несложно заменить. Как уже было с одной из девушек, которую Мамедов подорвал на автобусной остановке. Ее он заменил на Багиру. Потеряет этих двух, будет искать других исполнительниц, которые даже не будут подозревать, что должны умереть, как и их предшественницы.
– Постой, ты сказал, один водитель?..
– Ну да, – подтвердил Грек.
– А Мамедов? Он разве не едет с ними? – В голосе майора слышалась обеспокоенность, от которой Грек пришел в легкое замешательство. Сказал:
– Понимаешь, Николаич… В общем, Мамедов уехал на серой «девятке».
Федору показалось, что он ослышался.
– Как уехал? Когда?
– Уехал. Пять минут назад. Сначала он видно собирался ехать на этой же «скорой». Но ему кто-то позвонил на сотовый. Поговорив по телефону, Мамедов сел на серую «девятку» и уехал.
Туманову захотелось наорать не недотепу Грека. Еще считает себя семи пядей во лбу. Опытным опером. Сдерживаясь от грубости, Федор проговорил возбужденно:
– Саня, разве ты не знаешь, что нам необходимо задержать Мамедова вместе с женщинами, которым предназначена участь смертниц?
– Знаю я, – несколько с обидой ответил Грек.
– Тогда почему ты не позвонил и не сообщил, что Мамедов выезжает? Кстати, мимо нас серая «девятка» не проезжала. Мы упустили его. Понимаешь? Даже если теперь мы задержим эту «скорую», главный террорист останется на свободе и постарается осуществить то, что собирался. Взорвать, но мы не знаем чего. Одним словом получается так, что вся наша операция пошла насмарку. Ты это понимаешь?
Обвинение прозвучало так, что Грек немедленно решил высказаться в свою защиту и защиту лейтенанта Ваняшина.
– Федор, я все понимаю. Но позвонить мы с Ваняшиным не могли. Старик, хозяин дома, бродил по саду. Мне кажется, что он и сейчас где-то недалеко и может услышать нас.
Федор постарался не дать волю эмоциям. Надо было успокоиться. Хотя, какое тут может быть спокойствие, когда операция пошла не так, как задумывалась. Хотелось бы задержать Мамедова в тот момент, когда он будет ехать в одной машине со своими двумя смертницами. Кстати, одна из которых, его агент – Багира. Для этого Федор вместе с Сокольским должны были доехать до поста ДПС. Договоренность с гаишниками была. И указать им машину, которую следовало остановить. Якобы для проверки документов. Ну, а дальше бы все пошло, как обычно для такого случая.
Но Мамедов поступил хитрее. Ни у одного из гаишников не поднимется рука с жезлом, остановить «скорую помощь» перевозившую беременную женщину. Себя Мамедов не стал подвергать риску. Чтобы не ехать в одной машине со смертницами нашпигованными взрывчаткой, он поехал на неприметной с виду серой «девятке». Интересно, в каком конце огромного города Мамедов теперь рассекает на ней.
Федор отчетливо понимал, что искать эту серую «девятку», номера которой Грек с Ваняшиным так и не узнали, в огромном мегаполисе, это даже не иголку в стоге сена, а намного похуже. И потратить на поиски можно не то, что неделю, а месяц. А между тем, время не ждет.