Остановка по требованию. Осторожно, двери закрываются
Шрифт:
— Здравствуйте, — осторожно произнесла Смирнова, ожидая опять нарваться на грубость. Но ей ответил вполне вежливый мужской голос, и Наташа немного успокоилась. — Я звоню по поводу работы…
— Конечно, конечно, нам всегда требуются новые кадры, — обрадовался мужчина.
— А что за работу вы предлагаете?
— Я думаю, вам нужно подъехать к нам и обсудить это не по телефону.
— Но вы можете сказать хотя бы приблизительно?
— Работа в сфере услуг, — туманно ответил мужчина.
— А возраст имеет значение?
— А
— Ясно, — сказала Наташа. — Думаю, ваше предложение меня не заинтересует. Нет-нет, спасибо, мне все ясно…
Таким образом, вскоре большая часть объявлений была вычеркнута. Осталось лишь несколько вакансий няни. И Наташа поняла, что это судьба. Никуда ей не деться от детей, даже летом.
— Ой, зря вы, Герберт Иванович. — Стульев налил водки в стакан. — Вы что, не понимаете, что это ничем не закончится? Он Ирине голову задурил. Явно сумасшедшие проекты какие-то. Она одумается, конечно, но уже будет поздно…
Сотрудники сидели за столом и выпивали. У всех было ощущение, которое появляется на поминках. Только поминали они не человека, а свою прежнюю работу, которая, как ни крути, им нравилась, за которую им неплохо платили… Теперь, похоже, наступили другие времена. Смирнов претворял в жизнь свои амбиции, зарплаты грозили махнуть ручкой, и уволить нынче могли за то, чем никогда не грешила Ирина, — за отсутствие чинопочитания.
— Любовь, что ж поделаешь, — вздохнула романтичная Анечка.
Все чокнулись и выпили.
— Ага, любовь, за наш счет, — возмутился Стульев.
— Между прочим, многие великие дела рождались из сумасшедших проектов, — напомнила ему Анечка.
— Что, тоже в Смирнова влюбилась? — ухмыльнулся Стульев.
Герберт Иванович поморщился.
— Я? Я на нашей фирме таких сумасшедших вариантов насмотрелась, что сама вряд ли замуж выйду. Я зараженная.
— Ой! — Стульев округлил глаза. — В каком смысле?
— Не в том, в котором ты подумал, — укоризненно нахмурилась Анечка.
— А в каком я подумал?
Все рассмеялись. Водка частично сняла напряжение, возникшее в дружном коллективе после утренней летучки.
— Понимаете, каждая из наших клиенток ищет идеал, — вздохнула она. — Когда я сюда пришла, у меня был молодой человек. Приличный такой, порядочный.
— В наше время — и порядочный? — здесь прыснул Стульев.
— Молчи, развратник, — одернула его Анечка. — Я чуть замуж за него не собралась. А тут смотрю, есть такие кандидатуры! Сама хотела им письма писать, если б не наше правило не использовать служебную информацию в личных целях. И я подумала: женщины, которые ничего собой не представляют, всякие уродины, ищут принцев и королей, а я чем собираюсь довольствоваться? Я посмотрела трезво на своего жениха. Обычный, ничем не примечательный человек. Скучно…
— Да, случай тяжелый, — покивал Стульев и еще раз налил всем.
— Вы его просто не любили, Анечка, — утешил девушку Профессор.
Выпили. Помолчали.
— Ребята, не волнуйтесь, скоро все кончится, — заговорщицки прищурился Макишев. — Я тут кое-какие данные достану, и станет понятно, кто из ху.
— В каком смысле? — удивился Профессор.
Макишев обошел вокруг стола, чокаясь с каждым лично.
— А в том смысле, Герберт Иванович, что скоро мы эти абсорбенты проабсорбируем!
— Да фигня это все! — горячо поддержал его Стульев. — Ну что это за абсорбенты-то такие? Компьютер, он излучает…
— Да все излучает…
— А! Это ерунда. Вот я никогда не поверю, что где-нибудь стоит эта хрень…
— Не выражайся, — одернула его воспитанная Анечка.
— …И принимает на себя все излучение, — не унимался пьяный Стульев. Впрочем, остальных тоже развезло. — Как? — допытывался он. — И что, сама она излучает или нет? — Он дохнул на Анечку водочным паром так, что она закачалась.
— Неважно, ребята, неважно! — гнул свою линию ревнивый Макишев. — Главное сейчас — избавиться от этого куртизана! И тогда Герберт Иванович вернется.
Все согласно закивали.
— Герберт Иванович, вы же вернетесь? — Макишев обнял его за плечи.
— Не знаю… — вздохнул Профессор. После водки он ощутил головокружение, тяжесть в печени и ногах, вспомнил о возрасте, — словом, страшное слово «пенсия» потихоньку переставало быть таким уж ненавистным.
— То есть как это — не знаете? — возмутился Макишев.
— Герберт Иванович, не бросайте нас, — взмолилась Анечка.
— Специалист такого класса, — вторил им Стульев. — Да кто такой по сравнению с вами этот сопляк?
— Не выражайся. — Анечка вновь вспомнила о приличиях.
— Да сопляк он, и все! И все выражения. А мы поступили подло!
Все удивились.
— Как это? — пропищал Сережа.
— Мы промолчали! — Макишев стукнул себя кулаком в грудь. — Вот сейчас говорим о дружбе и так далее, а я вам не верю! Когда меня уволили, кто-нибудь вступился? Кто-нибудь был против?
— Я, — шепотом признался Стульев. — Я был против! Я долго готовил аргументы, почему тебя надо вернуть, и не успел… тебя вернули.
— Ты верный друг, — умилился пьяный Макишев. — Слушайте, а давайте тоже все уволимся, а? Или устроим забастовку! Пусть она поймет, пусть она выберет!
— Она выберет его, — со знанием дела сказала Аня. — Потому что — любовь!
— Тогда мы выберем свободу! — подхватил Сережа инициативу старших. — Я, например, чувствую, что мне не хватает физической нагрузки, свежего воздуха. У меня дядя знаете кем работает? Табунщиком! Где-то в Алтайском крае. Представляете: горы, лошади, кумыс, воздух… А?