Остановка последнего вагона
Шрифт:
— Нет, почему же, просто в нашем случае мне показалось, что будет уместнее всего воспользоваться этим способом, — спокойно ответил Анатолий, усаживаясь на ряд самых высоких сидений рядом с дверями.
Потом нас долго возили по территории аэропорта и мы, наверное, успели уже по несколько раз рассмотреть все расставленные там самолёты, а конца пути всё не было видно. Может быть, возникли какие-то проблемы и нас сейчас вернут назад, объявив о задержке вылета? Не хотелось бы, однако я воспринял бы это абсолютно спокойно, помня последнюю фразу Маши и понимая, что, возможно, это даст девушке ещё час или два жизни. Впрочем, её мнение, конечно, могло и не совпадать с планами теней, и тогда происходящее здесь вообще не играло никакой роли.
— Следы, что ли, запутывает, или не может самолёт найти? — сердился Александр, кажется, впадающий во всё более раздражённое
— Наверное, тут у него просто размечен определённый маршрут следования, вот и кажется, что он просто беспредметно вертится, — заметила Лена. — В конце концов, аэропорт не может быть бесконечным.
И, разумеется, она была права — вскоре автобус остановился, и мы потом ещё минут десять стояли на неуютно-сером поле, наблюдая, как к самолёту подкатывают трап. Очень похожий, но совсем ржавый, стоял когда-то в парке недалеко от моего дома, и во время прогулок неизменно являлся любимым местом развлечений в детстве. Там можно было усесться, как заправской водитель, и дёргать гнутые рычаги, представляя, как мчишься по взлётной полосе к самолёту. Или аккуратно взобраться по ступенькам на самый верх и обозревать оттуда окрестности, время от времени с замиранием сердца заглядывая в пропасть, которая разверзалась дальше и представляя стремительный полёт с падением. Странно, но я был практически единственным ребёнком, который проявлял столько внимания к трапу, остальных больше всего интересовал стоящий в другом конце парка списанный самолёт «ТУ», где, гораздо позднее, в период перестройки, открыли видеосалон. Ребятня неизменно умудрялась забираться на крылья лайнера и весело по ним топать, раскачивая и визжа от восторга. А вокруг бегали обеспокоенные родственники, особенно бабушки, и с причитаниями умоляли детей быть аккуратнее и побыстрее уйти от этой опасной штуки подальше, к большим и неизменно манящим аттракционам. По-своему, разумеется, они были правы, но занятость остальных ребят самолётом неизменно играла мне только на руку, оставляя в одиночестве на любимом трапе.
— Это «Боинг 757»? — спросил, щурясь, Александр.
— По-моему, да. А что?
Анатолий поправил пенсне и немного прищурился.
— Да нет, просто. Никогда не летал на такой штуке.
А у меня в голове почему-то зазвучали слова из старой песни Вилли Токарева: «семь сорок семь к Нью-Йорку подлетает, и снова вижу я любимые места» или что-то в таком роде. В те времена, конечно, ни о каких «Боингах» не приходилось и мечтать, поэтому такая фраза из уст эмигранта звучала как-то особенно чарующе и недостижимо. Помнится, аудиокассету с этим альбомом я заслушал до такой степени, что звук начал плыть, а вскоре плёнка попросту нещадно «жевалась» магнитофоном, и её пришлось выбросить. А намного позже, приобретя сборник Токарева на компакт-диске, я, прослушав начало той же самой песни, просто её выключил, не желая портить детские ощущения и воспринимая теперь, как мне казалось, не должным образом. В любом случае на «Боинге» я тоже летел в первый раз и, хотя это вроде как должно было придать дополнительной уверенности, неожиданно вылилось у меня в новый приступ страха. Да не просто эмоционально, а с сильной судорогой и желанием отказаться от полёта, который ещё сильнее начал ассоциироваться с неизбежной смертью, и даже тени перед этим отходили на второй план. Так часто бывает — один страх уступает место другому и делает его гораздо менее реальным и ужасным. Главное, чтобы был повод для сравнения.
— Только не надо так нервничать, — морщась, произнесла Лена, и только тогда я осознал, что очень сильно и непроизвольно схватил её за руку. — Я сама боюсь, а вы точно мало подходите на роль утешителя.
— Извините.
Мой голос дрогнул, а Анатолий, обернувшись, понимающе улыбнулся.
— Знаете, гораздо проще умереть просто на улице или даже в своей квартире, чем дождаться аварии самолёта. Поверьте, это не мои умозаключения, а банальная статистика.
— Я это понимаю, но как-то…
Я развёл руками, и чуть позже с превеликим трудом заставил себя подняться по трапу в какой-то узкий и слишком потрёпанный салон. Честно говоря, «Боинг» у меня всегда ассоциировался с каким-то шиком, комфортом, совсем другим уровнем, но всё оказалось довольно скромно. Пожалуй, если не знать, то легко было перепутать этот самолёт и с отечественным бортом.
— А почему это мы летим в эконом-классе? — спросил Александр, с трудом протискиваясь по салону с рассаживающимися пассажирами.
— Это чартерный рейс и здесь вообще нет бизнес-класса, — развёл руками Анатолий, а меня больше всего беспокоило то, сколько я смогу просидеть в кресле до тех пор, пока мне понадобится отлучиться в туалет или воспользоваться по назначению бумажным пакетом.
— Интересно, не будет задержек? Я как-то в самолёте провела почти полтора часа в духоте, пока нам дали разрешение на взлёт, — прошептала Лена, усаживаясь к окну и откидываясь на спинку. — Не знаете, зачем во время взлёта и посадки просят держать открытыми иллюминаторы?
— Ни малейшего понятия, — выдохнул я, падая рядом и тут же застёгивая ремни безопасности. — Вы не обидитесь, если я помолчу — очень боюсь открывать рот, подташнивает.
— Да, да. Вы извините — я, когда нервничаю, всегда много болтаю, — Лена вздохнула и тут же возмущённо обернулась назад. — Эй, нельзя ли поаккуратнее?
Как оказалось, Александр, схватившись руками за спинку сиденья, случайно дёрнул её за явно нарощенные волосы.
— Ну, извини!
Казалось, что время в салоне будет тянуться невыносимо медленно, однако неожиданно этого не произошло. Вскоре ярко вспыхнули экраны, закреплённые на потолке в проходе, и я было настроился на просмотр какого-нибудь художественного фильма или на худой конец инструкций по безопасности, но всё оказалось гораздо интереснее и практичнее. Информация, сменяясь, показывала температуру за бортом, текущую скорость, высоту относительно уровня моря, оставшееся и пройденное время пути. На экранах даже можно было увидеть красивую карту с обозначением маршрута, где вертелся крохотный самолётик, а пунктирная линия вела в сторону Сицилии.
Пока я всё это разглядывал, девушки-проводницы изящно продемонстрировали запасные выходы и правила пользования жилетами, а потом мы долго ездили по взлётной полосе. Я закрывал глаза и, когда двигатели начинали реветь слишком громко, был уверен, что мы уже взлетели, однако самолёт по-прежнему кружился на земле. И, когда мне уже самому захотелось поскорее подняться ввысь, «Боинг» оторвался от земли и, сделав полукруг, взял курс на Сицилию.
— Вот так, наше путешествие начинается, — мягко произнёс Анатолий, высовываясь между креслами и подмигивая. — У всех всё в порядке? А то вон там девушка несёт поднос с сосательными конфетами.
Я хотел что-то ответить, а потом неожиданно понял, что чувствую себя намного лучше и теперь, когда мы были в воздухе, кажется, все страхи и сомнения остались где-то там, внизу, в Москве. Электронные часы показывали, что мы вылетели с задержкой всего в семь минут, и я тут же подумал о Маше, которая умирает сейчас где-то там, во мраке города и, возможно, шепчет слова прощания с нами или молит о пощаде. Мне очень хотелось, чтобы у неё всё сложилось хорошо, хотя это и вряд ли было возможно, но тем не менее я усердно попросил про себя кого-то неопределённого, но властного, поддержать её и помочь ей. Хотя скорее всего, независимо от происходящего, по возвращении в столицу, если оно вообще суждено, мне вряд ли удастся узнать о том, чем завершилась история Маши — разве что какое-нибудь банальное и ничего не значащее объяснение. Почему-то я был уверен, что в любом случае она не вернётся на работу, а об её личной жизни я вообще ничего не знал. Даже те истории, которыми девушка делилась со мной в кафе, могли не иметь ничего общего с правдой, хотя с другой стороны, и врать Маше не имело никакого смысла. Хотя если задуматься, то вообще как таковой правды быть не может, а лишь взгляды на что-то разных людей, которые так же могут кардинально меняться под настроение, интересы и со временем. И неожиданно я понял, что в последние дни помимо капсул и теней в моей жизни произошло очень много необычного, начиная с этого самого полёта, который всего лишь вчера был попросту немыслим. Эта мысль странно проникала в сознание, убаюкивая и в то же время как-то возвышая и заставляя себя чувствовать теперь частью чего-то такого, что раньше проносилось мимо меня и было недоступным, а сейчас стало практически привычной реальностью. Мои губы невольно разжались и прошептали:
— Как всё непривычно.
— В жизни происходит много всего странного и необъяснимого, — кивнул головой Анатолий, ещё больше выдвигаясь между креслами. — Вот, например, мой знакомый Николай приобрёл как-то хороший домик с участком, и каждую ночь ему являлся призрачный козёл. Не пугал, завывал или что-то в таком роде, а просто бродил по пустому дому, но именно это молчаливое соседство, как я понял, и составляло основной ужас. Поверьте, у меня нет ни малейших причин не доверять словам этого человека, поэтому, пожалуй, я склонен поверить ему на слово, хотя сам ничего подобного не видел.