#останься дома и стреляй!
Шрифт:
– Иди морду крась – слегка, по-вдовьему. И кофе мне свари. Я скоро буду.
Спустя час Кася сидела на неудобном барном стуле в кухне и говорила в камеру:
– Я глубоко возмущена тем, что устроили вчера на главном канале страны. Никто не имеет права обсуждать меня за спиной и тем более обвинять. Но гораздо больнее мне было слышать, как обвиняли Сашу, самого близкого мне человека. Мы с ним прожили четыре счастливых года. Не буду обманывать – иногда, как и во всех семьях, у нас случались размолвки. Но он никогда даже голос на меня не повысил, не прикрикнул. Это был добрый, интеллигентный,
Вика, снимавшая ее на телефон, скорчила горестное лицо, послюнявила палец, провела им по щеке. Но Кася и без дурацких подсказок расплакалась, пробормотала:
– Извините.
Пресс-секретарь продолжала снимать, и вдова постаралась взять себя в руки.
– Я не знаю, откуда Нина взяла весь этот бред, будто Саша меня бил. Вот, у меня на щеке до сих пор остался синяк, я его не скрываю и раньше не пыталась скрыть. Но я всем говорила и еще раз повторяю: я упала на корте. Отрабатывала с теннисной пушкой укороченный удар и поскользнулась. Нина уверяет, будто мы всегда тренировались вместе, но это неправда! Накануне турнира я ездила на частный корт одна. Я делаю слишком большой замах, когда играю у сетки, и мне хотелось перед соревнованиями попробовать исправить этот пробел. И я вовсе не собиралась посвящать в свои планы Нину – мою соперницу по корту.
– Где именно этот частный корт? – спросила Виктория.
– Я не хочу говорить, у хозяина будут неприятности. Но полицейским я адрес сказала.
– Значит, неприятности уже будут, – заверила пресс-секретарь. – Так что говори.
– Ну, ладно. Это частный дом в поселке Чеверьково. Улица Заречная, десять.
– А теперь расскажи, что случилось год назад, когда у тебя тоже был синяк на лице, – потребовала Виктория.
– Мы с Сашей тогда только что поменяли лестницу в доме – была деревянная, а поставили чугунную. Ступеньки кованые, с завитушками. Я никак не могла к ней привыкнуть, все время спотыкалась. Саша даже сверялся с проектом, думал, может быть, высота ступенек неправильная или перила не на том уровне. Но все оказалось нормально, просто я такая нескладная. А однажды я решила подняться на второй этаж в туфлях на каблуках, зацепилась… ну, и упала.
– Кто-то видел, как ты упала?
– Нет, только Саша.
– Оступилась и упала с лестницы – какое банальное объяснение. Может, ты его все-таки покрываешь? – Вика показала рукой: мол, давай, возмущайся активней.
И Кася – как могла внушительно – отозвалась:
– Я повторю. В России лояльны к мужчинам, которые распускают руки. Но и в нашей стране есть люди, для кого ударить женщину – немыслимо. Саша был именно таким. Даже если бы я его оскорбила, обманула, предала – он бы просто ушел, но никогда бы меня и пальцем не тронул.
– Но твоему партнеру по теннису Саша врезал, – усмехнулась Вика.
– Мужчины могут драться между собой. Это нормально, – твердо произнесла Кася.
– Кася, ты смотрела передачу Могилева?
– Да, смотрела и хочу сказать, что все в ней – от первого до последнего слова – просто домыслы или откровенная ложь. Я буду подавать в суд – лично на Могилева. И еще… на некоторых участников.
– А как ты сама ответишь на вопрос, который Могилев
Кася снова зашмыгала носом, смахнула с лица слезы и пробормотала:
– Извините… Я… я не знаю, что случилось. Но лицо у Саши было спокойное… почти счастливое… И в ванной полный порядок… Не знаю, не знаю!
Она снова заплакала.
А Вика выключила, наконец, телефон и снисходительно похвалила:
– Молодец. Все натуральненько. Прямо сейчас в сеть выложу.
Дима прослушал Касину речь раз, потом еще. Надя тихо отлучилась на кухню, вернулась с кофе, подала ему чашку и уселась рядом. Она тоже не сводила глаз с экрана компьютера.
– Все вроде складно, но фальшивит, нюхом чую, – пробормотал наконец Дима.
– Думаешь, просто защищает его? О покойных или хорошо, или ничего?
– Не могу понять, но где-то она врет. Камеру не обманешь.
Полуянов залпом допил кофе. Надя доложила:
– В Интернете появилась причина смерти.
– Ну?
– Утонул. Следов борьбы нет. Телесных повреждений и асфиксии нет. Видимых признаков алкогольного опьянения или отравления нет. Я сразу вспомнила вчерашнего актера… как его там? Неужели правда: если в ванной резко дернуть за ноги – будет выглядеть, будто человек просто утонул?
– Именно так. Это классика уголовного права. Смерть представляется полностью естественной. Дело Джорджа Смита. Англия, 1915 год. Его осудили только потому, что зарвался. Утопил в ванной первую жену. Повторил тот же трюк со второй. Потом с третьей.
– Я тоже читала! – вспомнила Надя. – Там еще как-то ловко все доказали…
– Да. Эксперт Бернард Спислсбери уложил в ванну профессиональную пловчиху и велел ей быть ко всему готовой. Двое дюжих мужчин попытались ее утопить, но ничего поделать не смогли – она активно сопротивлялась. Но когда ее неожиданно дернули за ноги, женщина камнем ушла под воду и сразу потеряла сознание. Ее откачивали полчаса. Она потом рассказывала: помнит только, как вода хлынула ей в ноздри.
– Дим, откуда ты все знаешь?
– А я на заре карьеры про последователя этого Смита писал. Нашего, российского, из Таганрога. Того мужика, правда, посадили безо всяких следственных экспериментов.
– А как доказали?
– Сам другу похвастался, что смог избавиться от надоевшей жены.
– Не верю, что спортивный парень Бардин не успел среагировать на нападение.
– Ну, у него ведь ритуал. Что он там в ванной делал? Музыку слушал, медитировал? Если человек лежит с закрытыми глазами и уверен, что один дома – конечно, его можно подловить. Кому угодно, хоть крошке Касе.
– А просто заснуть и утонуть в ванне можно?
– В конце марта на севере Москвы был случай: парень, электромонтажник, тридцать лет, принимал ванну и захлебнулся. Но он к моменту смерти беспробудно пил две недели подряд. Начал сразу, как самоизоляцию объявили.
– В Интернете написано: видимых признаков опьянения нет.
– Видимые признаки – ерунда. Нужно химико-токсикологическое исследование крови делать, а это минимум неделя.
Дима задумался и снова что-то черкнул в блокноте.