Останься со мной!
Шрифт:
«Не вовремя мы приперлись! Не дали человеку песню сочинить!» – подумала она, а вслух сказала:
– Познакомься, это моя подруга Лу… В смысле, Луиза, – поправилась Черепашка. – Ты не пугайся, мы сейчас уйдем…
– Да не такие уж вы и страшные, – окинул их насмешливым взглядом Женя. – Проходите. Правда, стул у меня только один, но я могу попросить у соседей…
– Не стоит, – небрежно махнула рукой Лу. – Если ты не против, я присяду на краешек кровати, – сказала она и, не дожидаясь приглашения, опустилась рядом с Женей.
Впрочем, кровать была застелена покрывалом. Упомянутый хозяином стул стоял у окна. Туда и прошла Люся, решив, что место это вполне
Татьяна Сергеевна не преувеличивала, когда сказала, что Женина палата уютная. Все пространство пола устилал узорчатый оранжево-желтый линолеум, а рядом с кроватью лежал овальный серо-голубой коврик. Мебель состояла из стула, маленького круглого столика, светлой пластиковой тумбочки, кровати и холодильника, стоящего в углу, справа от двери. На чистых светло-абрикосовых стенах комнаты висели керамические панно, изображающие каких-то животных. Приглядевшись, Люся узнала в них персонажей басен Крылова. На одном панно, задрав кверху острую мордочку, сидела Лисица, Ворона же, с сыром «во рту», высокомерно взирала на нее с ветки дерева. На втором Черепашка разглядела членов незадачливого квартета – Осла, Козла, Мартышку и косолапого Мишку. Все они держали в лапах музыкальные инструменты. Напротив, прямо над Жениной койкой, висели Волк и Ягненок, а над дверью красовался упитанный и самодовольный Кот. И хотя Повар на панно отсутствовал, Люся решила, что данное творение служит иллюстрацией к басне «Кот и Повар».
– Тут во всех палатах такая фигня висит, – поймал ее взгляд Женя. – А я, например, люблю басни Крылова. Не знаю даже почему…
– А я, когда первый раз прочитала басню «Волк и Ягненок», подумала, что на месте Волка я бы тоже съела этого Ягненка. Уж больно он занудный! – Люся посмотрела на Женю и тут же отвела взгляд в сторону: его серые глаза смотрели пристально и даже изучающе. Они будто бы спрашивали: «Кто ты такая есть и зачем сюда явилась?» – Я пришла попросить у тебя прощения, – сказала Люся, глядя Жене прямо в глаза.
– Я это сразу почувствовал, – серьезно ответил он. – Только ты напрасно думаешь, что я на тебя обижаюсь… Я же понимаю… Там, – Женя ткнул указательным пальцем куда-то вверх, – ты делала то, что тебе говорили. Уверен, ты и не знала, что внизу меня ждет засада. И если кто и должен просить прощения, то это я у тебя, а не наоборот.
– Дурацкая ситуация, – заерзала на стуле Черепашка: ей всю жизнь было легче самой перед кем-то извиниться, чем принимать извинения.
– Да уж, – подала голос Лу. Она вообще чувствовала себя тут лишней. – Может, я в коридоре подожду, пока вы друг перед другом наизвиняетесь?
– А мы уже это сделали, – улыбнулся Женя. – Я только тут понял, насколько нелепо и пошло вел себя… Разве можно вернуть любовь таким диким способом?! Ее, наверное, вообще невозможно вернуть… – грустно заметил он и опустил голову. – Ты видела Машу? – тихо спросил Женя, не поднимая на Люсю глаз.
– Видела, – ответила она и безжалостно добавила вдруг: – Кажется, Маша решила с моей помощью пробиться на большую сцену.
– Как это? – резко вскинул голову Женя.
– А так! Всучила мне диск группы «Грачи прилетели» с тем, чтобы я его прослушала, оценила и позвала их потом в свою программу. По-моему, только для этого я ей и была нужна. Не знаю, что там она тебе наговорила, но никакая она не фанатка. Я этих людей за версту чую. И тебя она тоже… – Черепашка не договорила, увидев, как изменилось вдруг Женино лицо. По нему пробежала судорога, он сморщился,
«Какая же я все-таки жестокая! – укоряла она себя. – Человек такое пережил, а я!..»
– Ну и как тебе «Грачи»? – как-то даже чересчур спокойно поинтересовался Женя после паузы, хотя голос его и звучал несколько сдавленно.
– Чушь собачья! – в сердцах выдохнула Люся. – Хотя вокальные данные у Маши, безусловно, выдающиеся. Тут уж не поспоришь. Но одного голоса недостаточно… Согласись, ведь важно не только как человек поет, но и что! Во всяком случае, мы на программе оцениваем, насколько интересен сам материал, а не его подача. – Она запнулась, перевела дыхание, а потом тряхнула головой. – Слушай, Жень, давай о музыке как-нибудь потом поговорим? Может, ты лучше споешь что-нибудь свое, а? – попросила Люся, совершенно не надеясь на успех.
Просто она боялась, что он начнет выпытывать подробности ее встречи с Машей: не говорила ли та о нем, а если говорила, то что? Пришлось бы сказать правду, а Черепашке сейчас совершенно не хотелось его расстраивать.
– Может быть, мне лучше сплясать? – зло ухмыльнулся Женя. – Я понимаю, ты просто не хочешь говорить о Машке, – сказал он, бросив на Люсю быстрый, колючий взгляд.
«Он что, мысли умеет читать?» – изумилась про себя Черепашка.
А Женя помолчал с минуту и продолжил нарочито спокойным голосом: – Напрасно ты пытаешься от меня что-то скрыть. Боишься, наверное, что я снова полезу на крышу? Думаешь, я псих, да?
– Ничего такого я не думаю, – угрюмо возразила Люся.
Этот проницательный парень становился ей все более интересен. И она даже поймала себя на том, что начинает побаиваться его.
– Я бы и в этот раз не полез, – продолжал Женя, пропустив ее замечание мимо ушей. – Но она, понимаешь, так посмотрела на меня, когда я сказал, что устрою ей встречу с тобой… Таким презрительным взглядом меня окинула, что мне сразу все стало ясно… И когда я туда лез, клянусь тебе, собирался… Ну, в общем, ты понимаешь… А потом вдруг появилась надежда. А может, просто струсил, не знаю… – Женя запустил руку в свои коротко остриженные ершистые волосы. – И уже тут, в больнице, на меня словно озарение какое-то нашло! Все стало ясно как белый день… И про Машу, и про себя самого… Не знаю, как это передать… – Он начинал волноваться, и Люся поспешила вставить слово:
– Я понимаю, о чем ты говоришь…
– И хотя теперь мне, как никогда, ясно, что Маша меня не любит, а скорее всего, никогда и не любила, меня почему-то это совершенно перестало трогать. В смысле, мне стало плевать на то, что люди называют взаимностью… – пояснил Женя. – С меня хватает моих собственных чувств, моей любви к Маше… И в то же время, – он неожиданно резко поднял голову, – если бы сейчас мне кто-то сказал, мол, сделай то-то и то-то, и тогда Маша останется с тобой, я бы, не задумываясь, сделал все!
– Так, значит, тебе вовсе не плевать на то, что люди называют взаимностью, – иронично заметила Лу. – А если бы этот кто-то приказал тебе снова полезть на крышу, полез бы?
Помедлив немного, Женя отрицательно покачал головой:
– Нет, ничего такого я больше в жизни не сделаю. Это точно.
– Ну вот, а говоришь, что…
– Лу! – перебила подругу Черепашка. – Чего ты привязалась к человеку? Неужели с тобой никогда такого не бывало, когда чувства кажутся противоречивыми, но от этого не перестают жить в твоей душе?