Остатки
Шрифт:
И почему с ними он такой серьезный, а со мной кретин-кретином? Черт возьми, я хочу себе нормального серьезного напарника! Этот безответственный, невнимательный, нерешительный, безмозглый дебил уже раздражает меня. Малолетка с мягкотелым характером! Херня с ногами! Да хуже! Ему даже еще термина не придумали.
— Что ты смотришь? – раздраженная гримаса еще не слезла с его наивного детского личика. Проведя ладонью по лицу, потерев глаза, словно отгоняя усталость, посмотрел в пустоту и о чем-то задумался, опустил голову на опущенный на подлокотник локоть. Рука остановилась на
Откинувшись на спинку кресла, посмотрел на меня. Резко его лицо преобразилось. Ребяческая улыбка снова озарила лицо. Вернулся из своих раздумий и удостоил меня одним из своих тупых, ничего не значащих взглядов. Показал язычок. Вот гаденыш! Ну подожди, я его тебе вырву! Только выберемся из этого «кхм», как ты хотел сказать.
— У тебя такой странный взгляд, хи-хи, — хихикнул он.
Хи-хи? Хи-хи?! Меня затрясло от злости. Нет, он явно специально выводит меня из равновесия! Я-то думал, что эта молекула и дальше будет злиться… И почему он так быстро овладевает своими эмоциями? Непредсказуемый. Ненавижу.
— Ты меня бесишь, — пристально глядя на него без тени совести кинул я. Да и без эмоций. Получилось так, словно я смирился. Фу, от одной мысли хочется пойти пообниматься с унитазом.
— Ах, ну да, — махнул рукой, отгоняя мои слова от себя, улыбнулся — Ты мне говоришь это настолько часто, что я уже начинаю верить в это. Но хорошо, что я, в отличие от тебя, не такой придурок. Прибавь свою недалекость и получай термоядерную смесь.
Он начал крутится на компьютерном стуле, тупо пялясь в потолок, и время от времени тяжко вздыхая.
— А тебе не надо верить. Тебе надо знать, — отчеканил я, фильтруя часть про мои недостатки.
— Ну да, точно-точно… — прозвучало монотонное мычание.
Я не въехал! Ты что, делаешь вид, что не слушаешь меня?! Страх потерял? Или захотел сдохнуть раньше того момента, когда весь истечешь кровью? Хочешь, могу подсобить?
Вспылив, подскочил к нему, с силой крутанул стул на себя и уперся руками в подлокотники, загораживая ему путь к отступлению. С недоумением взглянул на меня. На секунду он скорчился от резкой боли. Но лишь на секунду. На вдохе зажал язык небом и нижней челюстью, и издал звук, напоминающий легкое шипение змеи, болезненно прищурившись. Что, таким образом давишь боль?
Но через мгновение лицо снова вытянулось в расслабленное состояние.
Открыл глаза. Медленно. Словно возвращаясь откуда-то. Или просыпаясь. Сложил ногу на ногу и снова улыбнулся.
— Что? – невинно спросил он.
«Я так хочу, чтобы ты открыл мне свое настоящее лицо! Я хочу, чтобы ты кричал от боли! Я хочу видеть все, что твориться у тебя в душе! Чтобы ты заехал мне по роже! Чтобы разнес здесь все к чертям! Сука ты», — вот что проносилось у меня в голове, пока я пристально смотрел на него, испепеляя взглядом.
— Ты меня бесишь, — закатил я глаза.
— А ты несдержанный долбоеб, — спокойно выдал он.
— Подстилка.
— А ты свечку держал?
— Сука.
— Мне штаны спустить? Или лучше ты себе очки наденешь?
— Сразу после того, как ты себе пластырь на рот нацепишь.
— Поверь, не поможет. Я тебя заебу, даже если ты в гроб ляжешь.
— Псих, — понял я.
— Ненормальный.
— По губам тебе надо дать за маты.
— Как и тебе.
— Будь проклят тот день, когда мы встретились.
— Точнее, когда ты пялился на меня. Педик.
— Гомофоб.
— Все лучше, чем…
— Рот закрой.
— Только после тебя.
Нет, это определенно бесполезно. Действительно заебет.
— Прости. Я забыл, что ты ранен, — искусственно сказал я, мило улыбнувшись. Вот только глаза совсем не улыбались. Они его убивали. Душили. Резали. Кромсали. Я должен тебя задеть!
— Ничего. Переживу. Правда в твоей компании это будет не так-то легко, — пожал плечами.
Моя челюсть упала не пол. Веко нервно задергалось. Это еще кто кого задел! Не знаю, нарочно он это ляпнул или от недостатка ума, но слышать это было не комильфо.
Он явно издевается надо мной! Делает вид, что абсолютно непробиваем. Объявили невидимую войну? Хах, посмотрим, кто первый поднимет белый флаг!
— Да ты и так сейчас при смерти. Куда хуже? – я так увлекся нашим соревнованием на стойкость и вынос мозга, что практически уже касался его губ, не давая его телу и двинуться. Он спокойно смотрел на меня, не отодвигаясь и не отступая.
— Не преувеличивай. Был бы при смерти, не сидел бы сейчас. Ты и себя тоже так жалеешь? Хреновый из тебя наемник.
Его взгляд кидался от моих губ до глаз, игриво перекидывая его с помощью улыбки, скривившей уголки губ.
Если кто и умеет выносить мозг, то согласен, это он! Полностью отдаю ему все награды и грамоты и ухожу в завесу тени, в сторону проигравшего. Не знаю, что там надо? Шарики? Фанфары? Я пойду в другой комнатке кофейку глотну.
— Ну да, ты прав. И чего это я… — опомнившись, я, наконец, отпустил бедный стул и подошел к окну. Несколько секунд мальчик не двигался, не понимая, что произошло. Да он там походу затрясся от негодования! О да! По-любому не думал, что я так резко брошу свои позиции. С его стороны повеяло холодом и злостью. Лед, сумевший запереть огонь в кокон. Практически потянулся пар. Можно смело открывать еще одну Антарктиду.
Он повернулся от меня к стене лицом, достал нож и начал играть им, перекидывая из руки в руку. Иногда указательным пальцем держал конец лезвия, вторым указательным пальцем держал конец рукоятки.
В мою спину воткнулось несколько сосулек. Ага! Попался! Что, не смог удержать свой супер-заебатый взгляд внутри? Но на меня не подействует твое устрашающее лицо. В голове сразу всплыла физиономия, далеко из моей фантазии...
Величественно сидящий на старом потертом компьютерном стуле, в средний палец уткнув конец лезвия ножа, а рукояткой прокручивая триста шестьдесят градусов, наровясь в любой момент швырнуть его в меня. Губы скривлены в том злом выражение лица, который готов убить всех на своем пути. Так обычно делают умные, всепонимающие дети, если их словесно задеть.