Остаток дня
Шрифт:
– Я вижу в этой девушке большие возможности, – повторяла она в ответ на все мои возражения. – Я с нее глаз не спущу, она еще у меня станет прекрасной горничной.
Помнится, мы пререкались довольно долго, и, не будь история с увольнением свежа в памяти, я бы, вероятно, сумел успешнее противостоять мисс Кентон. Так или иначе, я в конце концов уступил, хотя и сказал при этом:
– Надеюсь, мисс Кентон, вы понимаете, что вся ответственность за наем этой девушки целиком и полностью ложится на вас. Лично у меня нет никаких сомнений, что в настоящий момент она далеко не отвечает тем требованиям,
– Девушка проявит себя с хорошей стороны, мистер Стивенс. Сами еще убедитесь.
К вящему моему удивлению, за сравнительно короткое время девушка и вправду добилась замечательных успехов. Она держалась все лучше день ото дня, и даже ее походка, которая в первые дни отличалась такой небрежностью, что я невольно отводил глаза, решительно выправилась.
Неделя шла за неделей, девушка каким-то чудом превратилась в расторопную горничную, и мисс Кентон откровенно торжествовала. Она словно получала особое удовольствие, давая Лизе то или иное с каждым разом все более ответственное задание, и всем своим видом показывала мне, как я ошибался. Пикировка, что однажды вечером произошла между нами за чашкой какао в гостиной мисс Кентон, довольно характерна для наших тогдашних разговоров о Лизе.
– Мистер Стивенс, – обратилась она ко мне, – вы наверняка крайне огорчитесь, узнав, что Лиза пока не допустила ни одного мало-мальски серьезного промаха.
– Я отнюдь не огорчен, мисс Кентон, напротив – рад и за вас, и за нас всех. Готов признать, что с этой девушкой у вас до сих пор все продвигается с известным успехом.
– С известным успехом! Полюбовались бы лучше на собственную ухмылку, мистер Стивенс. Она всегда появляется у вас на лице, стоит мне заговорить о Лизе, и это уже само по себе выдает вас с головой. Вот именно, с головой.
– Ну, мисс Кентон, так уж и с головой. А позвольте спросить, в чем именно выдает?
– Весьма любопытно, мистер Стивенс. Весьма любопытно, что вы почему-то не ждете от нее ничего хорошего. А почему? Конечно же, потому, что Лиза – хорошенькая девушка. Я заметила – вам отчего-то не нравится, чтобы в доме работали хорошенькие девушки.
– Мисс Кентон, вы и сами знаете, что болтаете чепуху.
– Но я же заметила, мистер Стивенс. Вам не нравится, чтобы в доме работали хорошенькие девушки. Неужто наш мистер Стивенс так боится отвлечься? Неужто наш мистер Стивенс и впрямь создан из плоти и крови и поэтому не может полностью на себя положиться?
– Однако же, мисс Кентон. Если б я считал, что в ваших словах есть хоть крупица здравого смысла, может, я еще и поспорил бы на эту тему. А так я, пожалуй, буду думать себе о чем-нибудь постороннем, пока вы не кончите болтать чепуху.
– Да, но почему тогда, мистер Стивенс, вы все еще виновато ухмыляетесь?
– И вовсе не виновато, мисс Кентон. Просто меня слегка забавляет ваша поразительная способность болтать чушь, только и всего.
– Нет, мистер Стивенс, ухмылка-то у вас виноватая. И я заметила, что на Лизу вы едва смотрите. Теперь-то мне понятно, почему вы так упорно против нее возражали.
– Мои возражения, как вам, мисс Кентон, прекрасно
Вам, конечно, понятно, что мы ни в коем случае не позволяли себе беседовать в таком тоне, если слуги могли нас услышать. Но в эту пору наши вечерние разговоры за чашкой какао, сохраняя в целом свой профессиональный характер, стали частенько перемежаться невинной болтовней в таком вот духе, которая, следует заметить, немало помогала расслабиться после многотрудного рабочего дня.
Лиза прослужила у нас месяцев восемь или девять, и я уже почти забыл о ее существовании, когда в один прекрасный день она сбежала со вторым лакеем. Разумеется, подобные происшествия – элементарная бытовая неизбежность из тех, с какими приходится иметь дело любому дворецкому, когда в доме много прислуги. Они сильно досаждают, но с ними приучаешься мириться. И если уж говорить о таких вот исчезновениях «под покровом ночи», то Лизин случай еще был одним из самых пристойных. Не считая еды, парочка ничего не прихватила из дома, больше того – и он, и она оставили записки. Второй лакей, я уже забыл его имя, адресовал мне коротенькое послание примерно в таком духе:
«Пожалуйста, не осуждайте нас слишком сурово. Мы любим друг друга и собираемся пожениться».
Лиза написала куда больше, и с этим-то письмом, адресованным «Экономке», мисс Кентон и явилась ко мне в буфетную наутро после их бегства. Письмо, насколько я помню, изобиловало безграмотными в орфографическом и стилистическом отношении фразами о том, как эти двое любят друг друга, что за чудесный человек второй лакей и какая удивительная совместная жизнь их ожидает. Одна фраза, если не ошибаюсь, была примерно такая:
«У нас нету денег ну и пусть мы любим и чево еще нужно у меня есть он у него есть я и нечево нам другово желать».
Хотя письмо занимало целых три страницы, в нем не было ни слова благодарности мисс Кентон за ее великую заботу о девушке, не прозвучало и сожаления о том, что они всех нас подвели.
Мисс Кентон была явно расстроена. Пока я проглядывал письмо, она сидела напротив меня за столом, пристально рассматривая сложенные на коленях руки. Странно, но я и вправду не припомню, когда еще видел ее такой потерянной, как в то утро.
– Итак, мистер Стивенс, похоже, вы были правы, а я ошибалась.
– Да не расстраивайтесь вы, мисс Кентон, – ответил я. – Такие вещи случаются, и предотвратить их не в наших силах.
– Я заблуждалась, мистер Стивенс. Я признаю. Как всегда, вы кругом были правы, а я ошибалась.
– Никак не могу согласиться с вами, мисс Кентон. С этой девушкой вы добились чуда, и то, чем она стала с вашей помощью, многократно доказывает, что не прав был как раз я. Честное слово, мисс Кентон, такая накладка могла случиться с любым из слуг. Вы прекрасно над ней поработали. У вас все основания считать, что это она подвела вас, но решительно никаких – возлагать на себя ответственность за случившееся.