Остаться человеком (сборник)
Шрифт:
Это значит, что точка стала испаряться рывками, неравномерно. На одном мониторе я увидела диаграмму процесса: кривая то вскакивала вверх, то падала вниз, то тянулась горизонтальной прямой.
– Она взорвется? – испуганно прошептала я.
– Пока неизвестно. Для окончательного вывода не хватает информации.
Наступило тягостное молчание. Верон прогудел:
– Попробуем снять избыток энергии. Это должно стабилизировать объект.
Я не поняла, что он имел в виду, но догадалась, что он хочет направить таяние точки в безопасное русло.
– Бесполезно, – растерянно произнес один из помощников.
Верон согласился:
– Черт возьми, нам чего-то не хватает.
Вместе с напряженной тишиной в меня грубо и зримо вошло беспокойство. Не столько за себя, сколько за результаты опыта. Озар придвинулся к Верону и стал что-то доказывать вполголоса. Тот качал седой головой и не соглашался. В неверном свете мониторов и большого экрана лица ученых напоминали ритуальные маски негритянских племен. На миг почудилось, что не было долгого и мучительного прогресса, будто история застряла где-то в пещерном веке, а цивилизация – только сон, приснившийся жрецу неандертальского племени после сытного ужина. Я расслышала слова Озара:
– Не надо прерывать. Давайте понаблюдаем. А вдруг…
А Верон возразил:
– Рискованно. Внутри возникло какое-то поле… Вихри притяжения… Континуум… Стрела времени… Измерения…
О чем они спорят? К кому не подступиться? Какое поле? Обстановка между тем все накалялась. Точку на экране заволокло белым облаком, в котором вспыхивали яркие точечные искорки. И вдруг точка беззвучно вспыхнула миллионами молний. Я ослепла и с головы до ног покрылась противным липким потом.
Верон раздраженно, но настойчиво приказал всем покинуть лабораторию и пройти в убежище здесь же в горе. И добавил:
– Объявляю тревогу на станции.
Озар очутился рядом и торопливо заговорил:
– Остались считанные минуты. Мощность взрыва неопределенна. Расчеты дают противоположные результаты. Но лучше быть от греха подальше. Идите…
– А ты? – спросила я и поняла, что впервые обратилась к нему на «ты».
– Профессор оставляет только меня. Есть один шанс.
– А если – нет?
– Шанс всегда есть. Помните: вечерний город, голубые улицы, фонтан, тесные вагончики фуникулера? Как прекрасно все это! Как давно и прекрасно! Помните…
Он почти насильно извлек меня из кресла и чуть ли не силком погнал к выходу. Я хотела крикнуть о чем-то, но язык прилип к гортани, и я издала только хрипящие звуки. Вот когда мне стало страшно по-настоящему.
Не помню, как я вышла и что я думала при этом. Скорее всего – ничего. Я, как сомнамбула, сидела вместе со всеми в каком-то убежище с каменными стенами. По радио то и дело передавали какие-то сообщения. Люди тихо переговаривались и поглядывали на перекрытие. То же, наверное, чувствовали наши предки в холодных пещерах при неверном свете подвижного костра, когда на воле бушевала гроза и крупицы дождевых брызг залетали в пещеру и, шипя, таяли в
Потом последовал отбой. Потом меня разыскал Озар, и облегченно заявил: – Невероятно, но факт. Взрыв произошел как бы в другом измерении и никак не повлиял на наш мир. Но там что-то произошло с убыванием вакуума. Он куда-то исчезает.
19.05.20…
Это ужасный… ужасный… ужасный день! Лучше бы мне совсем не приезжать сюда и не быть свидетелем неожиданных и страшных событий. Ах, зачем я всегда ищу приключений! Есть же люди, довольствующиеся простыми человеческими заботами. Почему я не как все?
Но теперь я уже не могу вернуться просто так. Да, у меня накопилось много материала для отчета. Но Озар… Дело все-таки в нем. Из-за его исчезновения я не могу оставить станцию.
Нет, сегодня я не могу больше писать. Настроение угнетенное, отвратительное, Я ненавижу сама себя!
20.05.20…
Я разбита… угнетена… (зачеркнуто). Я не знаю, как описать то, что случилось вчера. Рука не подчиняется уму (зачеркнуто). Сейчас я уже пришла в себя и решилась описать этот злосчастный день. Дневник тоже документ. Ну, ладно…
С утра лил дождь. Где-то далеко гремел гром, но молний не было видно. Похолодало. Говорят, дуб распускается. По-моему, погода и события тесно связаны между собой.
Убывание вакуума – это по-настоящему здорово! Это открытие мирового… исторического значения! Но почему на душе так скверно и пусто? Впрочем, я путаю сегодняшнее мое состояние с тем, которое было вчера утром.
Утром я встретила в кафе самого Верона. Он подсел ко мне с бутылкой кефира. Словно бог сошел с Олимпа. Поговорили ни о чем. Сказал, что вторые сутки в лаборатории дежурят сотрудники.
– Озар – неплохой парень. Вы не ошиблись, – и пошел.
Кажется, я покраснела и поспешила на воздух, забыв расплатиться. Вот и рассеянность появилась – не к добру. Озар встретил меня у входа в «гору». Внимательно пригляделся, хотел что-то сказать и не осмелился. Какой он милый сегодня. Сильный, добрый и милый. Сердце кольнула нежность, и с губ чуть не сорвались горячие слова. Но проклятая натура сразу шлепнула меня по лицу, чтобы не зарывалась в своих симпатиях.
Я еще не успела сесть за спиной Озара, как Верон стал объяснять нам:
– Вот данные анализов. Косвенных, конечно. В реакторе больше ничего нет. Сигналы о процессах внутри его поступают. Мы обрабатываем их. Нет сомнения, что мы имеем дело с неизвестным феноменом. Поэтому нашему миру ничего не грозит. Мы стараемся стабилизировать движение вакуума, ибо не знаем последствий этого движения. Для нас важно не допустить экстремальных значений. И другой факт, который невозможно было предсказать. В реакторе время изменило свое направление и появилось некое поле. Пока мы не знаем его свойств. Проявляйте терпение и наблюдайте. Не упускайте ни единого изменения… Готовьтесь к длительной осаде крепости.