Оставь для меня последний танец
Шрифт:
Именно в этот момент в дверь позвонила домовладелица, миссис Морган. Двадцать лет назад, когда они с Энни сюда въехали, домом владела ее мать, а в последние годы дом перешел к миссис Морган.
Неду она не нравилась. Это была крупная женщина с агрессивным выражением лица. Загородив вход, она стояла в дверном проеме, но он точно знал, что она пытается заглянуть в комнату, явно напрашиваясь на неприятность.
Когда она заговорила, в ее голосе отсутствовали привычные жесткие и крикливые нотки:
— Нед, я думала, вы уже на работе.
Он не ответил. Не ее дело, что его
— Вы знаете, как я сожалею по поводу Энни.
— Угу. Конечно.
Он все еще был так разбит от действия таблеток, что с трудом мог лишь бормотать.
— Нед, у меня возникла проблема. — Теперь сочувствующий тон уступил место тону деловой женщины. — Ваша аренда истекает первого июня. Мой сын скоро женится, и ему нужна ваша квартира. Мне жаль, но вы ведь понимаете ситуацию. И, как дань памяти Энни, разрешаю вам бесплатно пожить здесь до конца мая.
Час спустя он поехал в Гринвуд-Лейк. Некоторые из прежних соседей работали на своих лужайках. Он остановился перед участком, где стоял когда-то их дом. Теперь тут везде была лужайка. Исчезли цветы, которые Энни сажала с такой любовью. Пожилая миссис Шефли, живущая в другой половине их дома, обрезала кусты мимозы в своем саду. Подняв глаза, она заметила его и пригласила на чашку чая. Угостила домашним кофейным тортом и даже вспомнила, что он любит класть в чай много сахара.
— У вас ужасный вид, Нед, — сказала она, сидя напротив, и глаза ее наполнились слезами. — Энни вряд ли понравился бы ваш растрепанный вид. Она всегда старалась, чтобы вы хорошо выглядели.
— Мне придется переехать, — сказал он. — Хозяйке нужна квартира для сына.
— Нед, куда вы пойдете?
— Не знаю. — Продолжая бороться с недомоганием от снотворного, Нед кое-что придумал. — Миссис Шефли, можно мне снять у вас свободную спальню, пока я что-нибудь не найду?
В ее глазах промелькнуло неудовольствие.
— Ради Энни, — добавил он.
Он знал, что миссис Шефли любила Энни. Но женщина покачала головой:
— Ничего не получится, Нед. Вы не самый опрятный из людей. Энни всегда за вами прибирала. Дом маленький, и мы будем ссориться.
— Я думал, вы хорошо ко мне относитесь.
Нед почувствовал, как в нем закипает гнев.
— Я хорошо к вам отношусь, — примирительно сказала она, — но, когда живешь с человеком под одной крышей, все совсем по-другому.
Она выглянула в окно.
— О, посмотрите, вон идет Гарри Харник. — Она подбежала к двери и позвала его. — Ко мне пришел Нед, — крикнула она.
Гарри Харник был тем самым соседом, который предложил купить у них дом, потому что ему понадобилось расширить двор. Не сделай Гарри это предложение, Нед не продал бы дом и не вложил бы деньги в ту компанию. Теперь Энни не стало, дома нет, а домовладелица хочет вышвырнуть его вон. Миссис Шефли, которая всегда была так мила с ним и Энни, не хочет даже сдать ему комнату.
В дом с сочувствующей улыбкой на лице вошел Гарри Харник.
— Нед, я ничего не знал про Энни, пока все не кончилось. Мне очень жаль. Она была такой чудесной.
— Замечательной, — согласилась с ним миссис Шефли.
Предложение Харника купить дом было первым шагом к гибели Энни. Сейчас миссис Шефли позвала соседа, потому что не хотела оставаться с Недом наедине. «Она меня боится», — подумал Нед. Даже Харник смотрел на него как-то странно. «Он тоже меня боится», — решил Нед.
Домовладелица, вопреки своим словам, предложила ему пожить в квартире бесплатно в течение мая, потому что тоже его боится. Ее сын не сможет с ней жить — они плохо ладят.
«Просто она хочет от меня избавиться», — сказал себе Нед.
Когда вчера он стоял в дверях больничной палаты, Линн Спенсер испугалась его. Ее сестра, эта Декарло, во время интервью смотрела мимо него, а вчера соизволила чуть повернуть голову, чтобы на него взглянуть. Но он изменит ситуацию. Она тоже научится его бояться.
Им овладевали гнев и боль, которые накапливались уже давно. Он это чувствовал. Гнев превращался в ощущение силы, как это случалось с ним в детстве, когда он, бывало, стрелял пульками по белкам в лесу.
«Харник, Шефли, Линн Спенсер, ее сестра — все они белки. Вот так и надо с ними обращаться, как с теми белками», — подумал он.
Потом он уедет, а они, растерзанные и истекающие кровью, останутся лежать, как те белки в его детстве.
Что это за песню он напевал в машине? «Вот пойдем мы на охоту»? Точно.
Нед принялся смеяться. Гарри Харник и миссис Шефли с удивлением уставились на него.
— Нед, — сказала миссис Шефли, — вы не забываете принимать лекарства, которые вам прописали после смерти Энни?
«Смотри, чтобы они ничего не заподозрили», — предупредил он себя. Сделав над собой усилие, он перестал смеяться.
— О да, — сказал он. — Энни заставила бы меня их принимать. Я смеялся потому, что вспомнил тот день, когда вы, Гарри, здорово взбесились из-за того, что я приехал домой в старой машине, которую собирался чинить.
— Старых машин было две, Нед. Из-за них наш квартал выглядел довольно захудалым, но Энни заставила вас от них избавиться.
— Помню. Вот почему вы купили дом — потому что не хотели видеть, как я привожу домой старые машины, которые люблю ремонтировать. И поэтому, когда ваша жена собиралась позвонить Энни, чтобы узнать, как та отнесется к продаже дома, вы ей не разрешили позвонить. А вы, миссис Шефли, знали, что Энни очень расстроится, если дом продадут. Вы тоже ей не позвонили и не помогли спасти дом, потому что хотели, чтобы я отсюда убрался.
Выражение вины читалось и на покрасневшем лице Харника, и на морщинистом лице миссис Шефли. Может быть, они и любили Энни, но явно недостаточно, так что вольно или невольно отобрали у нее дом.
«Не показывай им своих истинных чувств, — снова предупредил он себя. — Не открывайся».
— Я пойду, — сказал Нед. — Но думаю, вам следует знать, что я догадываюсь о том, что вы затевали. Надеюсь, за это вы оба будете гореть в аду.
Повернувшись к ним спиной, Нед вышел из дома и направился к машине. Открыв дверь, он заметил тюльпан, пробивающийся из земли рядом с тем местом, где проходила когда-то дорожка к их дому, и представил себе, как Энни в прошлом году, стоя на коленях, сажала луковицы.