Оставьте тело вне войны
Шрифт:
— Да! А как же это случилось?
— В нескольких километрах отсюда мы заметили неисправный танк. Остановились, экипажа не было. Стали искать. Вот эти двое засыпали могилу с убитыми. Пытались задержать, но они начали отстреливаться, пришлось застрелить. Могилу разрыли, там три наших танкиста и три девушки из вашего села, изнасилованные и убитые. Одна убита зверским образом — распилена пополам. Мне нужно, чтобы вы опознали убитых и указали место, где сгрузить тела. Убитые в кузове тягача на улице.
Председатель побледнел. Он был из местных и уже боялся. Распилить пополам могли и его, и всю его семью, как делали националисты для устрашения
— Пойдёмте, товарищ командир, — тяжело вздохнув, сказал председатель. Его подвели к тягачу, и он залез в кузов. — Те, что подальше лежат, — пояснил комбат, — убитые танкисты, а это пять тел — ваши. Узнаёте?
— Да, ответил председатель.
— Продиктуйте имена и фамилии, я запишу! — сказал Борис. Против каждой девушки сделал отметку, какую должность она занимала. Рива, например, значилась заведующей избой-читальней. Комбат дал председателю расписаться об опознании и передаче тел и добавил: А тело милиционера ищите. Наверняка закопали или в речку бросили недалеко от села. А где батюшка у вас обитает? — спросил он в заключении.
— У нас нет батюшки, у нас ксендз, — уныло ответил председатель.
— Но молитву по усопшим ему можно заказать?
— Попытайтесь. Он сейчас в храме или у себя дома. Дом у него третий отсюда с голубыми ставнями.
— Спасибо, поблагодарил комбат. — Где выгрузить тела?
— Вон там, около палисадника. Подождите минутку, я какое-нибудь рядно принесу.
Прохоренко зашёл в соседний дом, тут же выскочили две бабы и застелили кусок земли серой домотканой тканью.
Комбат дал команду, и бойцы начали перетаскивать тела и укладывать их в рядок. Между девушками и убийцами сделали изрядный зазор, отделяя козлищ от убиенных агнцев.
— Ну что, Глеб, пойдем ксендза брать? — спросил Борис.
— Пойдем, он сейчас в церкви, — согласился Хранитель. — Только возьми двух мехводов с карабинами и пистолетами. Как бы там нам жаркую встречу не организовали. И пару гранат не забудь на всякий случай.
Взяли Михайловича и Кузнецова. Люки своего танка он закрыл. В "Ворошиловце" сидел Карелин, а из люка командирского торчал Сенявин с пулемётом.
Перед церковью Михайлович снял шлём, а войдя, перекрестился на образа. Выскочивший из-за аналоя священник в сутане, аж взвыл от ярости:
— Как вы смеете в святой обители креститься непотребным знаком? — завопил он.
— Как учили, так и крещусь, — буркнул Михайлович
Ксендз открыл рот, чтобы опять заорать, но Боря его прервал:
— Вы арестованы, пан Артёмий Цегельский!
— Убейте этих проклятых москалей! — завопил ксендз и сунул руку под сутану в незаметный разрез.
— Ложись! — заорал ментально Глеб, бросая своих подопечных на пол. — Огонь! — тут же выкрикнул он очередную команду. — Борис слева, Михайлович справа! Самое интересное, но танкисты среагировали на его команды вовремя. Два человека, выскочившие с обеих сторон от аналоя, открыли огонь, но первые пули прошли выше. Борька срезал автоматчика короткой очередью, а Михайлович залепил две пули, стрелявшему из пистолета. Причём залепил очень ловко: одну пулю в грудь, другую в голову. Ксендз продолжал что-то доставать из-под сутаны. "Пистолет тащит! — пронзила мысль мозг Хранителя.
— Стой! — направил он мысленную команду на священника, но тот не среагировал на его посыл. — Ах ты, сука! — ударил он ксендза пальцами ладони в район сердца и быстро сжал кисть, пережимая внутри тела сосуды. Аорта неумолимо сжалась, останавливая кровоток.
Комбат поднялся. Бойцы тоже встали, напряжённо ожидая атаки.
— Вытащить убитых из церкви! — приказал старший лейтенант. Кузнецов и Михайлович подхватили автоматчика за руки и волоком потянули на улицу. Пистолеты из рук они так и не выпустили. Не зря комбат приказал расстегнуть застёжку на кобуре заранее. Выхватить оружие и начать стрелять они успели. Даже Кузнецов успел разок пальнуть в падающего бандита. Он только не мог сообразить, что мгновенно заставило его упасть на пол. У Михайловича таких вопросов не было. Ангел уберёг снова. Не урони он их не землю, очередь автоматчика могла достать всех. Бойцы стащили убитого по ступенькам и бросили на улице. Следом притащили второго. Небольшая толпа, скопившаяся у сельсовета, медленно двинулась в сторону услышанных выстрелов.
— Священника выносите осторожно, может, ещё жив, и под голову подложите! — дал комбат бойцам позолоченную ризу, найденную в осмотренной им поверхностно комнатушке.
Танкисты вынесли священника, обхватив за ноги и плечи, и аккуратно положили на травку, подложив под голову свёрнутую ризу.
— Боря, давай залезай на танк, и будем речь говорить! Народ, волками смотрит, как бы предпосылки к бунту не создать.
Михайлов молнией взлетел на танк.
— Селяне, лекарь есть? Ксендзу стало плохо.
Народ сразу загомонил. — Есть! Есть! — раздались выкрики. — Мефодий, давай, выходи!
Пожилой дедок, опасливо обойдя танк, подошёл к священнику. Он встал над ним на колени, пощупал пульс на руке, затем оттянул веки и заглянул в глаза. Народ приблизился, наблюдая за всеми действиями старика.
— Селяне, видно вы отошли от бога! — прокричал с танка комбат. — Мы пришли к вашему священнику с просьбой отпеть невинно убиенных девушек, которых вы видели у сельсовета. Вместо того, чтобы внять нашей просьбе и выполнить свой долг, он дал команду нас убить. В церкви у него скрывались вооружённые люди. Я не знаю, откуда взялась такая чёрная ненависть у него в голове, но эта ненависть не от бога. Не может настоящий священник давать приказы на убийства. В церкви пролилась кровь. Теперь вашу церковь надо освящать.
Народ недовольно загудел. Глеб чувствовал, что недовольство направлено не на них. А скорее на придурка ксендза. Людей стало больше, любопытные уже стояли в двух метрах от лекаря. Мефодий склонился к груди и прижался ухом, пытаясь расслышать биение сердца, народ замер. Дед встал. Перекрестился и сказал: Всё, отмучился! Повреждений нет. Сердце встало.
Он опять склонился, чтобы скрестить умершему руки. Положил левую руку, на которой щупал пульс, обратно на грудь, а затем потянул правую. Посчитав, что рука в сутане за что-то зацепилась, потянул сильнее и вытащил на свет божий правую кисть, судорожно, сжимавшую черный пистолет. Народ ахнул, хранить оружие под сутаной — это осквернение устоев. Дед попытался разжать пальцы, но смертельная судорога, впаяла их в рукоять. Он так и скрестил ксендзу руки, одна из которых держала парабеллум. — Рука Бога! — сказал он, перекрестившись. Задумчивый народ крестясь, начал расходиться. Всем было понятно, что Бог Артёмия Цегельского наказал, за осквернение храма и веры.