Остерегайся
Шрифт:
— Почему она была полуголая? — шепчу я.
Он пожимает плечами.
— Она сделала это нарочно. Так же, как и в первый раз, когда ты пришла. Прости меня...
— Она не должна была быть там, — бормочу я, пытаясь оттолкнуть его.
— Я не знаю, что делать. Я никогда не чувствовал такого, Лондон. Я думал, что потерял…
— Неужели для тебя чувствовать что-то означает, что ты сошел с ума?
— Это пугает меня.
Мне тяжело дышать.
— Может, ты просто должен пойти домой, Эйс?
— Нет. — Он хватает меня за плечи. — Ты должна знать правду.
—
— Я не хочу, чтобы ты услышала ее от меня. Боюсь твоей реакции.
— Тогда от кого я должна ее услышать?
Он прячет глаза и опускает меня. Я в растерянности.
— Я не убил Бриджеса.
— Ты не сделал этого? Но ты сказал…
— Я избил его, — вздыхает он, — но он не умер. Он вернулся и будет продолжать делать то же, что и раньше. Я сказал, что он никогда не найдет то, что ищет, и ему нужно отступить. Он понял.
— Готов ли он по-прежнему дать мне ответы?
— Думаю, желание у него уже поостыло. Но я сказал ему, что ты придешь за ответами. За правдой.
Я кладу руки на его щеки, но Эйс дергает головой, вырываясь.
— Почему ты не можешь рассказать мне?
Он сглатывает.
— Потому что когда ты услышишь правду, то, возможно, больше не захочешь быть со мной. А я не справлюсь с твоим уходом.
— Это о его кончине?
— Нет. — Он качает головой. — Я не это имею в виду. Я сделал все, что мог, чтобы предотвратить ее. Просто не сработало. — Он снова прикасается к моему лицу. — После беседы с Питером я хочу, чтобы ты решила: хочешь остаться со мной или уйти. Я пойму, если ты захочешь уйти. Я не могу насильно держать тебя. Но Питер знает только то, что я не хочу тебе рассказывать. Потому что это разобьет тебе сердце. Я знаю, что привело к смерти Джона. И если ты тоже хочешь узнать это, то… не стесняйся. Возвращайся и спрашивай. Я обещаю, что расскажу все.
— Я не хочу слышать это от него, Эйс. Хочу услышать это от тебя.
Он вздыхает, и наши лбы соприкасаются.
— Мне страшно, Лондон. Ты можешь испугаться и уйти, так и не дослушав до конца.
— Я не уйду, — шепчу я.
— Я… использовал его.
Я хмурюсь.
— Что?
— Я выбрал Джона… из эгоистических соображений. Даже мои люди не знают правды.
Я вздыхаю. Основываясь на том, как он действует и как боится, что я могу уйти и не дослушать, я, скорее всего, так и сделаю. Но я не хочу оставлять его. Пока. По крайней мере, хочу запомнить наши последние минуты вместе. И если мне не понравится, что я услышу, то уйду. Просто уйду.
— Останься на ночь, — говорю, положив руку ему на грудь. — Просто останься со мной и расскажи мне все. Завтра.
— Правда? — В его голосе удивление.
— Правда. — Я беру его за руку. — Пошли. — И я поворачиваюсь к спальне. — Давай насладимся вечером.
Знаю, это сумасшествие — спать с кем-то, кто лгал и угрожал мне и моим близким, но не могу ничего с собой поделать. Он чувствует что-то необъяснимое ко мне, и у меня никогда не было такого до встречи с ним.
Нет слов, чтобы описать это.
Мы оба ранены.
Мы оба сломаны. И это
Мы оба одиноки. И, возможно, именно поэтому нам нравится быть рядом друг с другом. Потому что мы не чувствуем себя одинокими. Мы чувствуем связь. Даже небольшую.
Я знаю, завтра может произойти что-то плохое. Завтра может измениться мое отношение к Эйсу, но сейчас я вижу его как человека, которым восхищаюсь. Человека, рядом с которым я хочу быть. Человека, рядом с которым я могу быть. Человека, который может порадовать меня так же, как и я его. Я не хочу, чтобы это заканчивалось.
Я должна быть осторожной с ним, но любовь не знает границ.
Да. Любовь.
Это то, что мы чувствуем. Мы просто недостаточно храбры, чтобы признаться в этом друг другу. В нас слишком много гордости. Мы слишком боимся будущего. Мы слишком боимся любить испорченные души. Монстры. Мошенники. Одиночки. Мы боимся потерять то, что так много значит для нас, после того, как мы были одиноки так долго. Есть страх, потому что мы падаем в неизвестность. Мы не знаем, что произойдет завтра. Не знаю, увидим ли мы когда-нибудь друг друга снова.
И думаю, что это то, что пугает нас больше всего. Друг без друга мы будем чувствовать боль, которая надолго останется в наших сердцах. И мы понимаем, что никогда не сможем чувствовать себя живыми так, как сейчас, когда мы вместе.
Я веду его в ванную и, включив душ, начинаю раздевать. Он все это время смотрит на меня. Мои руки трясутся, но мне не нужна помощь, чтобы расстегнуть каждую пуговицу. Когда я касаюсь пряжки его ремня, то задерживаю дыхание.
Это не сравнится с нашим первым разом, когда я раздевала его. В воздухе витает напряжение, которое ни один из нас не может отрицать. Но я продолжаю. Почему? Потому что хочу этого. Даже если это будет наша последняя ночь вместе.
Я приседаю перед ним и стягиваю его брюки.
— Делай со мной все, что хочешь, — шепчет он.
Эйс отдает себя мне. Он не сказал этого, но так и есть. Он хочет быть моим сегодня вечером, но и я хочу быть его.
— Я хочу, чтобы ты сделал то же самое, — бормочу я.
— Я сделаю.
Облизывая пересохшие губы, я сую два пальца под пояс его боксеров и опускаю и их.
Вода не может скрыть напряжение между нами. Боже, я не могу дышать. Я с трудом могу даже думать. Не могу поверить, что делаю это с ним, рискуя своим сердцем в последний раз. Не могу отрицать, что мое тело хочет его. Но также не могу отрицать, что мое сердце чувствует.
Я хочу его. Всего его. И я рада, что он отдает мне себя сегодня вечером.
Я смотрю на член между его ног. Вдыхаю его запах. Он пахнет мускусом… мужественностью. Медленно провожу кончиком языка к головке. Хриплый стон вырывается из горла Эйса. Мои колени касаются прохладной плитки пола, и я кладу пальцы на его задницу, беря всю его длину в рот.
— Так хорошо, Лондон, — говорит он, проводя рукой по моим волосам.
Я стону, когда он полностью погружается в меня, и выпускаю его. Не хочу, чтобы он сейчас кончил. Он нужен мне. Я хочу его в себе. Хочу, чтобы он доминировал надо мной.