Осторожно! Никта!
Шрифт:
Мне еще предстояло узнать что в ее машине, и чем она занималась в моей компании на самом деле.
«А можно другим тоже обриться?», – вспомнил я вопрос Ани и с улыбкой провалился в сон.
В компьютере Никты действительно оказалось много личного. Папки носили названия: «Бигмак», «Время Pi», «Denis», «Список плюс», «С Димой»… И другие папки. Не заглядывая в это «белье», я сделал ее архив на
Остальное порадовало меня. Шум сказал, что утечка маловероятна. Девушка просто флиртовала. Никакого промышленного шпионажа обнаружено не было. «Хотя, братан, в наше время я уже ничему не удивлюсь. Возможно, пользователь тачки – неплохой компьютерщик, и ежедневно аккуратно подтирал за собой. Есть у меня одна идея. Если получится что-то узнать, сообщу», – вяло сказал Шум.
Состояние было средним: от блистательных характеристик недавнего восстановления и начала мерзостных дней, когда Никта вдруг решила вновь потренировать свои щупальцы на моей шее, до спокойного коллегиального профессионального процесса, в котором ко мне справедливо отнеслись абсолютно все. Даже новые девочки. Сплетня про наш с Никтой окончательный нелицеприятный разрыв незатейливо витала в маленьком коллективе, не вызывая у меня ничего, кроме улыбки.
Безусловно, я преувеличивал твердость параметров ‘виктории’, и мысль о том, что все не так просто и не так, как кажется, сигнальным маячком присутствовала в повседневном цикле самоощущения и всех дел. Я ловил себя на том, что делаю много допущений, немалая часть которых зиждется на некогда позитивном отношении к Никте. Это характеризовало мой настрой, как в целом позитивный, но и вызывало опасения в том, что в определенный момент я могу принять слишком мягкое решение, случись нам еще раз в жизни столкнуться.
Сцены прошлых и таких светлых отношений возникали в остывшем уме и приносили сладостное чувство. Но это же и порождало промежуточные депрессии, поскольку я все же был живой человек, которому ничто человеческое не чуждо. Невозможность коснуться ее тела и чувствовать близость, хоть и была вульгарным проявлением любви, все же с большим трудом приучала меня к её отсутствию. Я не считал, что это сильнее меня, но и уважал это. Ведь это когда-то возникло вместо чего-то другого и было мною признано.
С новым офис-менеджером повезло. Я давно ни с кем не беседовал с такой приятностью. Глория была молода, но не по возрасту серьезна. Немаловажной деталью было ее происхождение. Она была дочерью военного. Отец не разделял влечение к шоу-бизу, но и не препятствовал дочери в ее интересах.
Я наслаждался нашими диалогами, пытаясь не многословить и не надоедать. Но у Глории возникали вопросы, и общение происходило большей частью по ее инициативе.
Новое помещение представляло собой нечто вроде старого спортзала с высоченными потолками и огромной площадью. Был сделан ремонт. Офисную часть было решено не отделять от студии.
Компания была небольшой, а процесс часто требовал взаимодействия студии и офиса. Поэтому Глория геометрически и логически находилась в самом центре помещения и событий. Ей это нравилось, работе это не мешало, а новизна такого сочетания уже в первые дни начала приносить плоды. Процессы ускорились, а коллектив стал сплоченнее.
Наше присутствие в новом месте сразу вызвало несколько приятных ассоциаций у всей команды. Мы стали светлее. Улыбка не покидала наши лица. Сначала все думали, что это синдром переезда в новые условия. Но позже мы стали замечать, что дом, в котором находилось помещение, все подходы и подъезды к нему были светлыми.
Здание было относительно и по-хорошему пустынным. Народ попадался навстречу какой-то элегантный, воспитанный. Для Москвы две тысячи одиннадцатого года это было странно. Одним словом, мы были рады, что переехали, хоть я поначалу и не был до конца уверен в правильности своего решения, принятого в сердцах.
Признаться, я чрезвычайно переживал по поводу такой концовки с Никтой.
Самое сложное заключалось в том, что, отрекшись от Никты, я продолжал любить ее. Слава богу, у меня хватало ума понимать это и не путаться в своих чувствах, сбивая с толку совершенно невинных людей. Как и компьютер Никты в день разрыва, позже, я сложил все мое-наше в виртуальный мешок и убрал это в очень глубокие пространства своей души. Убрал туда, откуда не возвращаются.
Этот сложный период закончился несколько несуразно. Я вышел на парковку. Меня нагло подперли, и выехать ни влево, ни вправо не получалось, поскольку мою машину сносило вправо, прямо на авто неизвестного. Провозившись в злосчастном углу стоянки около часа, решил ехать на такси. Два с половиной часа ушло на пробки. Часа полтора – на супермаркет. В сущности можно было уже домой и не ходить, а сразу ехать обратно в офис.
«Наплюй на комфорт и езжай. Переночуешь в офисе. Завтра важный день», – вопил внутри меня трудоголик, но я остался дома. Здесь у меня было несколько интересных занятий.
В гостиной я устроил парад цилиндров и конусов. Это были подходящие для выставки цилиндры и конусы, которые мне удалось сделать за прошедшие годы. Но идея никому не нравилась, и я сделал выставку дома.
Этот город из геометрических фигур, раскрашенных в яркие цвета, радовал меня. Я ложился на пол и разглядывал его. Вставал, комбинировал предметы по-другому. Потом снова ложился и снова смотрел. Меня успокаивал этот футуристический инопланетный пейзаж, рядом с которым можно было спокойно заснуть.
Вторым самым интересным занятием моей теперешней жизни были фото Никты. Я садился за комп и часами занимался ее фотонаследием. Кадрировал любимые фото, рассматривал детали, вспоминал. Поначалу я избегал смотреть наши с ней фотографии, думая, что так я скорее забуду ее. Но, когда понял, что не забуду никогда, стал без всякого страха открывать и делать ее изображения настолько хорошими, насколько это было возможно.
Я так глубоко погружался в тот мир, где мы были родными любящими людьми, что забывал о кошмарах, которым суждено было возникнуть в наших ссорах и при разрыве. Для меня было дикостью понимать, что мы с Никтой – участники глупейшего жесточайшего противостояния, которое не несет никому ничего: ни плохого, ни хорошего. То есть, является бессмысленным.