Осторожно, светлое прошлое
Шрифт:
Я колебался. Хоныч сказал:
— Оттуда нельзя никого вытащить. Они поломаются на первом же прыжке… Тебя что-то смущает? Если ты не уверен, то лучше останься. Мне совсем не надо, чтобы какой-то наш матрос мысленно жил возле этого забора и вклинивал в нашу работу его щепки. Это всегда плохо кончается.
Он замолчал и посмотрел вдаль, туда, где темное небо сливалось с темной водой. И тогда я понял: все дело в том, что это был мой друг Хоныч, с которым мы когда-то жгли огарки, который правда таскал с кухни черствый хлеб. Я помню, как он дрожал перед контрольной, как ревел на моем плече в час отчаяния. А теперь он старше меня на восемнадцать дальних
— Я не уверен в тебе, — сказал Капитан. — Но я часто в тебе не уверен, а иногда ты поражаешь меня в последний момент. Решай сам.
Он пошел по сходням, а я стоял и думал. И это было мучительно. Я стоял возле Дальнего Корабля и думал! Дальний Капитан звал меня, а я думал! Работы было невпроворот, а я думал. Я сам не пускал себя на Дальний Корабль! Потому что где-то у меня были какие-то мифические друзья, еще не совсем мертвые друзья, и я не мог их оставить, хотя давным-давно был им не нужен! Потому что где-то у меня был незнакомый мне матрос, которого тоже засосала в себя пристань Светлого Прошлого. А еще, если уж быть сострадательным, почему бы мне не начать вытаскивать оттуда всех? Провести там всю жизнь, уговаривая, убеждая и рассказывая про Дальние Рейсы, тогда как там, в рейсах, кому-то ежеминутно нужна моя помощь!..
— Кэп, — сказал где-то наверху тихий голос Тиоко. — Кэп, я ничего не понимаю. Те, горожане — еще понятно. Они ничего не видели. Они ничего не знают. Но наши? Почему ломаются наши? Они знают свойства времени. Они знают Дальние Законы. Почему, заболев, они не могут поставить себе диагноз?
— Однажды, — еле слышно ответил Хоныч, — Капитан Дарль сказал мне то, что я очень сильно запомнил… Он сказал: «Лани попал на Корабль только потому, что спасал тебя. Он проходит через прыжки только потому, что любит меня. Он многое выдерживает только потому, что понимает, как худо бы нам пришлось без него. Но он не соизмеряет свои силы, и это плохо. Ему нужна дисциплина. Он должен когда-нибудь понять, что он не может быть сразу везде, и нужно выбрать что-нибудь одно, иначе просто разорвет. Иначе нам снова и снова придется тратить силы, чтобы после его подвигов вытаскивать его с того света. Но вся трудность в том, что это невозможно объяснить, это можно только почувствовать самому. Ты устремленный луч, Хоныч, монолитный луч, пробивающий пространства, а он многозвучная радуга от одного края до другого. Когда-нибудь он будет соединять миры. При одном условии — если он доживет до этого дня, а не растает, рассредоточившись и распавшись». Я спросил: «Кэп, но как помочь ему?» Он сказал: «Никак. Делай свою работу». Так вот делай свою работу, Тиоко…
…На пятую ночь Капитан трубил сбор.
— Вольно, — сказал он. — Справа по борту — пристань Светлого Прошлого, — и отошел.
Мы облепили борт. Да, это была та самая пристань, только не со стороны города, а из другой грани, в которую мы вошли вчера днем, изменив обычный курс.
Забор был тот же. Только не было никакого бабьего лета. В грязи и тине лежало множество чемоданов, и на них вповалку спали, постанывая и почесываясь, тучные тела. Я пытался разглядеть среди них голубого матроса, но темень была не та, чтоб видеть цвета. Луч прожектора доползал до берега, но там совершенно гас.
— Капитан, а что там днем? — спросил я, пробившись к нему.
— Если смотреть отсюда, дня там не бывает, — сказал он. — Там ничего не бывает… Лани, я себе тогда голос сорвал, я тебе до самого отплытия кричал, но ты ничего не слышал!
— Кэп, — сказал Тиоко, пристроившись с другой стороны, — кэп, а может, нам выжечь это кладбище, а? Зачем нужна городу эта чума? Кэп, послушай, ведь мы как Дальние имеем на это право.
— Нельзя, — ответил Капитан. — Ведь все-таки оттуда возвращаются. Хоть и редко. Там люди! Люди, понимаешь?
— Нет, не понимаю! — горестно воскликнул Тиоко. — Разве это люди? А то, что они город заражают, — это что, ничего, пускай?! А в городе — не люди, да?
— В городе есть храм. Есть музеи. Есть Рассветная бухта. Каждый идет туда, куда хочет. Почему ты хочешь лишить кого-то выбора? Эти люди точно так же валялись бы в любом конце земли! Просто тут они собираются вместе. И не мешают живым.
— Неприступная бухта, — горько поправил Тиоко.
— Не хнычь, — сказал Капитан. — Половина из этих тел когда-то рвалась на наш Корабль. Их манили легенды и звезды, а стоять по трое суток без сна в вихревых гранях и при этом ни мгновения не досадовать на тех, кто читает в кубрике книги — об этом они совсем не мечтали. Что бы здесь было с такими? Как бы мы зажгли с ними Дальние Маяки, как протянули бы Дальние Струны? Что стало бы с городом без этих струн, об этом ты подумал? Неприступная бухта! Она для всех неприступная одинаково, но как-то же все мы сюда попали! А там, на деревянном заборе, и без того есть надпись, никто не скажет, что он не ведает, что творит… Хватит! Миновали. Пора прибавить скорость и уравновесить бортовое время.
Он поднял рупор, и матросы разбежались по своим местам.
— Готовность номер четыре — будем входить в утро! — крикнул он.
Я уже летел вниз по лестнице, а рядом мелькали в редеющем мраке голубые куртки со светящимися нашивками. Через полчаса нам предстоял первый прыжок в завтра. А прыжки, пожалуй, самое сложное. Потому что острее всего приходится сталкиваться с самим собой, с отжившим уже, вчерашним собой. И себя-вчерашнего нужно одолевать до конца, иначе там, за прыжком, ты рискуешь выпасть из времени и оказаться не у дел. Тебе просто не доверят ни одну работу, и ты будешь беспомощно сидеть в кубрике, пока остальные одолевают соленые ветра. Как бы нынче там не оказался я!..
Пока Капитан доверил Тиоко и мне распределительный блок. Мы двое будем решать, куда направить энергию, если будут какие-нибудь сбои. Это мы-то двое: Тиоко, который всегда жаждет разделаться с чем-нибудь поскорей, и Лани, который старается, чтобы хотя бы по капле хватило на всех. Ох и жарко будет нам тут, если вдруг сбой! Поэтому я без конца молюсь, чтобы сбоев не было, и проверяю все по тысячу раз на дню, так что надо мной уже хохочет весь корабль. Пусть хохочут, главное, чтобы не было сбоев…
Техника шла как часы — с медленным ускорением. Сам я за ней запаздывал. Но ничего. Сейчас… Я сосредоточился и медленно пошел в утро через огненный пульс пространства, обгорая в зовущих лучах. Рядом шагал Тиоко, хмуря свои тонкие брови. Если мы оба пробьемся нормально, потом нам будет легче. Но баланс я все равно буду проверять так же тщательно.
Корабль умирал из сегодняшнего дня, чтобы родиться в завтрашнем.
24 сентября 2002