Осторожно, злая инквизиция
Шрифт:
И кстати!
– Раз уж вы признали, что мое содействие было вам полезно, то в качестве ответного жеста, будьте любезны, выясните подноготную гражданского мужа моей сотрудницы Елены Тёминой. Вы ее видели.
Инквизитор, уже нацелившийся на выход, от столь феерической наглости аж остановился и снова развернулся к лесу передом, а я поспешила развить успешный наскок, самым стервозным своим тоном завершив:
– Нет, вы, конечно, можете ничего не делать! Но тогда не удивляйтесь, если вдруг он на своем ведре с болтами на скорости впилится в отбойник. Возможно,
– Ксения Егоровна, – многоуважаемый вагоноуважатый всем своим видом давал мне понять, как я не права, но мне многие давали понять, что я не права, а потом давали то, что я хочу.
Чей-то там брат Максим понял, что увещеваниями меня не проймешь, и сменил тон:
– Что он вам такого сделал, что вы на него так взъелись?
– Просто конкуренции не люблю, – улыбнулась я наиобаятельнейше. – Если это мой продавец – значит, мой, и нечего пристраиваться к его мозгам со своей чайной ложечкой!
Инквизитор сунул руки в карманы. Пару раз качнулся с пятки на носок.
– Ксения Егоровна, – мягко выдал он, – Угрожать жизни и здоровью человека в присутствии дознавателя инквизиции – не слишком светлая идея. Вы не боитесь, что инквизиция воспользуется этим? Пожалуй, прекрасная мысль! Думаю, вам удастся откупиться от этих законных, обоснованных обвинений индульгенцией, которой ваше семейство так любит трясти перед носом у Ордена…
Я в ответ тепло рассмеялась, вставая.
– Это вам, многоуважаемый Максим, следует бояться, – с оскорбительной снисходительностью заявила я, чувствуя, как сама собой выпрямляется спина и вздергивается подбородок, – того, что я отбуду отмеренное мне наказание и освобожусь, – мой голос уплыл вниз, в холодную ярость. – И когда освобожусь – воспользуюсь разрешением, дарованным мне вашей продажной, насквозь лицемерной организацией! Знаете, Орден стремится присутствовать при реализации столь… неоднозначных индульгенций. Так что, пожалуй, я пойду ему навстречу и любезно позову вас присутствовать, когда буду заживо снимать кожу с обреченного, и вы сможете стоять рядом, смотреть и знать, что это вы дали мне такое право!
Возможно, я слегка перегибала с нагнетанием обстановки, но гордыня несла меня на своих крыльях, лишила страха, обвила, укутала, нашептывая на ухо, что я сильна, что я в пыль разотру всех, кто встанет на моем пути, и Орден пожалеет, что пытался мне угрожать!..
Ну, или это коньяк.
Я не очень их различаю.
Он рассматривал меня с нечитаемым выражением лица.
– Н-да. В таком состоянии вам за руль точно нельзя. Собирайтесь, отвезу вас домой.
Тьфу, гад – такой пафос испортил!
– Многоуважаемый Максим, а существование такси для вас секрет? – вполне кротко поинтересовалась я, будто не у меня только что от ярости дым из ушей валил.
Про конфликт и его причину мы оба демонстративно не вспоминали, будто ничего и не было. У нас один – один, понимаешь ли.
– Ксения Егоровна, ведь вы же точно, в отличие от многих других женщин вашего города, знаете, что где-то здесь по улицам разгуливает убийца. И вам, в отличие от многих, хорошо известно, что сами идеально вписываетесь в группу риска. И тем не менее собираетесь сесть в машину к постороннему мужчине в состоянии опьянения, с притупленными реакциями…
Дивной сюрреалистичности картина: инквизитор в пижонском костюмчике выговаривает босой и пьяной ведьме за пренебрежение мерами личной безопасности.
Эта реальность сломалась, несите следующую!
Но вообще, отеческий (хе-хе, братский!) укор в мягком голосе мог бы кого угодно пронять – а я ничего, держусь.
Правда, пока терзалась муками выбора, какой аргумент эффектней – «откуда маньяк узнает, что именно сегодня я вызову такси и какое именно» или «какая чушь, я от алкоголя только лучше колдую, вбитые обществом ограничения ослабевают», – не-брат Максим поднял руки:
– Ксения Егоровна, давайте помиримся? – он подтянул к себе высокий и узкий стул, которым мы с Леночкой пользовались, чтобы доставать товар с верхних полок, и оседлал его.
Теперь он был ниже меня, вставшей на ноги, и, полагаю, это был прием, призванный унять мою агрессию.
– Признаю, мы не очень удачно начали, и это отчасти моя вина: я не ожидал, что вы так резко отрицательно среагируете на статус Хозяйки, а вы сочли это манипуляциями Ордена и попыткой вас использовать…
Пф, а вот это и впрямь помогло унять мою агрессию: ничто не действует на меня благотворнее, чем признание моей правоты.
– Но мне действительно нужно содействие человека, знающего местную кухню, – без обиняков признал он, кивнув на стойку, где все еще лежала та самая распечатка. – Ксения Егоровна, пожалуйста, помогите мне. Без политических интриг. Только расследование. Вам ведь самой не все равно, не притворяйтесь, – он глядел прямо, словно предлагая открыть карты.
От этого взгляда, а еще от обаятельной улыбки, которой как бы нет, но она есть, внутри что-то екнуло.
И не надо поминать всуе коньяк на голодный желудок, Ксюша. Не ври себе: не так уж ты и пьяна.
– Давайте я отвезу вас домой, – он улыбнулся чуть более явно, я вздернула нос, готовая отстаивать свою вменяемость, но многоуважаемый Максим меня опередил. – В знак добрых намерений! А на мое предложение ответите завтра, когда обдумаете.
«Господи, что тут обдумывать», – могла бы ответить я, поскольку как раз перед его приездом прикидывала, как напроситься на отвергнутое мной предложение с наименьшей потерей лица.
– Подите вон, – вместо этого царственно сказала я. – Мне нужно запереть магазин!
Инквизитор встал и послушно прошел к двери, провожаемый моим надменным взглядом.
Нет, может, я, конечно, и перегнула – но пусть подождет снаружи, пока я ползаю на коленях, пытаясь отыскать невесть куда задевавшуюся туфлю.
Половину проникновенной инквизиторской речи эту дрянь нащупать пыталась.
Ага, нашлась, мерзавка!
Я обулась, притопнула, удобно распределяя ногу внутри обуви, и с некоторой грустью вздохнула: через витрину виднелся силуэт инквизитора и мерное движение огонька.