Осторожно, злая инквизиция
Шрифт:
– В районе раны, ставшей причиной смерти, имеется выраженный магический оттиск, повторяющий форму раневого канала, сила воздействия по шкале от одного до десяти на… – на смертный приговор: след артефакта, которым исследуемой пробили сердце, за это время успел выцвести едва-едва до фиолетового, а значит, исходно был однозначно черным. Создание, владение и применение такого артефакта карается смертью вне зависимости от последовавших за этим последствий. – По шкале от одного до десяти на шесть единиц. Иных следов воздействия при первом сканировании
Что удалось выяснить: искать надо артефакт (возможно – артефактора).
Чего выяснить не получилось: что убийца пытался сделать и получилось ли у него в итоге?
Убийство (как минимум, это одно, но, скорее всего, все три) было явно ритуальным, но ритуала как такового не было. Артефактный нож выступал аккумулятором, сохранившим в себе «заряд» силы, выброс которой произошел в момент смерти.
Хреново сохранившим – по самым оптимистичным подсчетам, не более десяти процентов от выброса. Потери можно было бы существенно уменьшить – но для этого как раз требовались бы ритуалы.
Которых убийца благоразумно не проводил.
Я мрачно затер следы своей работы, свернул охранки и, убедившись, что коридор пуст, вскрыл замок и пошел под протокол выяснять у Левашова, зачем он колдовал над покойной.
– Понимаешь, Макс, – смутился Кирилл Андреевич, старательно протирая очки, – я частенько себе силой в работе помогаю… Нет, ну а что мне с ней еще делать? А так и не во вред, и делу польза! – неизвестно зачем оправдывался Левашов. – Привык с молодости.
Логично, в принципе: что еще делать молодому слабому колдуну, толком не обученному с силой обращаться, если любопытство свербит и приложить куда-то дар хочется? А потом вошло в привычку.
Я, заполняя официальный протокол допроса, вздохнул и покачал головой: ну вот что стоило сразу предупредить? В идеале – в том же донесении, которое отправлял инквизиции, об обнаруженных подозрительных трупах.
– Где вы находились ночью одиннадцатого июня примерно с двадцати трех до часу ночи?
Покончив с формальностями, я убрал документы и, спохватившись, предупредил:
– Андреич, я там от жертвы волосы взял. Если что, не паникуй, это не у вас в морге фетишисты завелись, а мне для дела.
– Хорошо, Макс, – вздохнул Левашов.
Ему явно до сих пор было стыдно из-за идиотского, практически школьного косяка.
– Давай я помогу девушку обратно переложить и побегу уже.
– Давай, – с прежней ноткой меланхолии согласился доктор. – А то еще нам камеры починят – объясняй потом, чего ты здесь делаешь, такой красивый…
Тут несколько смутился уже я. Потому что правильно говорить не «починят», а «заменят».
Третью жертву обнаружили в парке, недалеко от дорожки. В материалах дела было четко указано место и даже приложены фотографии, так что пусть и с трудом, но я его нашел.
Светлый летний вечер еще не успел переродиться в ночь, так что время у меня еще было, и, сжав в кулаке прядку волос девушки, я потянулся к служебному медальону.
Сила медленно, очень медленно сплеталась в поисковое заклинание: пять дней – большой срок. Но сплеталась. Нить соткалась из закатного света, и гула машин за деревьями, и запаха вечерней росы, соткалась – и вытянулась, уводя за собой. И я пошел. Неспешным прогулочным шагом человека, которому некуда торопиться.
Заклинание вывело меня из парка, перевело через дорогу, нырнуло во дворы и просочилось в подъезд.
Я на глазок прикинул: третий этаж, дверь справа – но за путеводной нитью не пошел, обратился к лавочным сиделицам:
– Добрый вечер, дамы! А вы не подскажете, где Наташа живет? – заклинание разворачивалось кольцами, оплетая женщин, вызывая безотчетные доверие и симпатию ко мне. И заодно обещало, что о моем появлении и вопросе они забудут через десять минут после того, как я уйду.
– Наташа? – растерялись дамы.
– Ну да. Красивая, в этом подъезде живет, – я старательно описывал третью жертву такой, какой ее увидел во время работы с памятью тела.
– И-и-и! – понимающе протянула самая бойкая из бабушек. – Не Наташка она, а Лилька! – а ее соседки дружно закивали.
– Лилька, из десятой квартиры, только ее что-то давно не видно, сынок!
– С неделю уже!
– А тебе чего от нее надо-то? – добродушно уточнила первая из бабушек.
Я смутился:
– Ну… красивая. Встретились случайно, я ей сумки помог донести… Сказала – Наташа.
И бабушки, поохав на тему «Вот, Лилька, вот вертихвостка!», поведали мне, что живет она здесь недолго, квартиру снимает, сама она из деревни, но иногда ездит туда навещать мать, деревня называется Григорьевка, и больше они ничего не знают, разве что…
Одна из старушек замялась в тот момент, когда уже решил, что придется ехать в Григорьевку и проводить поиск по родству: кто-то должен опознать тело. Поэтому я чуть усилил нажим, и пожилая соседка Лилии решилась. Рассказала мне, что у нее есть номер телефона Лилькиной матери.
По добытому номеру я позвоню утром. Представлюсь коллегой, скажу, что Лилия пять дней не появлялась на работе… Выясню, почему ее не объявили в розыск, и, если что, осторожно наведу на мысли, где искать. Но не сейчас. В девять вечера в неведомой деревне Григорьевке все равно предпринять вряд ли что-то удастся. Ни к чему ее родным лишняя бессонная ночь.
Глава 3
Ксения
Окей, гугл, как прогнуться перед инквизитором таким образом, чтобы он сразу понял, что они мне теперь всем Орденом по гроб жизни обязаны?
Денис Колесников со школы относился ко мне с легким суеверным пиететом – и не сказать, чтобы это чувство у него возникло само собой. Ввиду очевидной полезности я это отношение всячески культивировала и взращивала – и уже не раз собирала урожай с этой деляночки.