Остров Беринга
Шрифт:
Охотск встретил флотилию настоящим торжеством – ликовало все население Экспедичной слободы, – так здесь называли тех, кто приехал последние годы строить корабли.
К ликованию этому примешивалась и неподдельная благодарность – в Экспедичной слободе все до последнего матроса знали, что именно после визита Чирикова и Вакселя к Скорнякову-Писареву тот вдруг присмирел.
Это было большим облечением. После того как людей и снаряжение разместили, работа пошла споро. Шпанберг не соврал, стараясь себя выгородить, – его корабли и впрямь были практически полностью готовы к плаванию. После того, как все необходимое загрузили в трюмы, оставалось лишь дождаться благоприятной погоды.
В середине июня 1738 года отряд-капитан Мартын Шпанберг вышел из Охотска на трех судах в Японскую экспедицию. Провожали их в настроении приподнятом. Наконец-то дело, ради которого они пересекли половину земли, начало свершаться! Сколько положено трудов, сколько сил!
К лету в Охотск перебрался Беринг и взял на себя большую часть административных дел. Чириков и Ваксель могли заняться тем, чем чаяли – постройкой своих будущих красавцев.
Несмотря на то что все лучшее отдавалось на корабли Шпанберга, остовы будущих пакетботов уже обросли шпангоутами, взметнулись в небо стройные мачты. На берегу варили смолу для конопатки, сновали туда-сюда по сходням матросы… Лица у всех были серьезные, сосредоточенные, но под этой сосредоточенностью, будто солнце сквозь облака, проступала надежда. Сбросив гнет бесцельного ожидания и бесконечных проволочек, люди работали с раннего утра и до поздней ночи, постепенно превращаясь из стаи случайных людей в команду.
Подогревало и ожидание новостей от Шпанберга. Уже к апрелю все основные работы по строительству кораблей были завершены. Потянулось ожидание – вязкое, бесцельное. Сотню раз уже горячий Чириков на заседаниях штаба настаивал выходить в море, не дожидаясь Шпанберга. Однако Беринг медлил, и это промедление сводило всех с ума.
И вот, неделю назад дюбель-шлюп «Надежда» под командованием лейтенанта Вальтона вернулся. Один. С тех пор о возвращении Шпанберга старались не говорить. И об отплытии тоже.
– Вот уж от кого такое услышать не ожидал, – усмехнулся в усы Чириков. – Что же ты тогда в штабе у командора со мною плечо к плечу не стал? Послушал бы Беринг нас двоих-то!
Ваксель долго молчал. Потом тихо сказал:
– У меня семья. Кто знает, не ждет ли нас судьба Мартына…
– Отец! Огни с моря на зюйд-весте! – Лорка, размахивая руками, бежал к нему по берегу.
Все детство Лорка был маленьким и хрупким, огневица точно выедала его изнутри. Но в последний год, проведенный здесь, в Охотске, отцова стать дала себя знать. Лорка вдруг вытянулся свечой и ростом уже сравнялся с большинством взрослых тунгусов.
Корабелы и офицеры экспедиции столпились на берегу, вглядываясь в темнеющий горизонт.
– Идут двое! Крест на том, впереди «Архангел Михаил»! – закричал наконец корабельный плотник Савва Стародубцев. – По оснастке я его, родимого, за версту вижу! Это Шпанберг!
На пристани началась лихорадочная суета. Зарядили пушку и издалека донесся ответный залп. Теперь сомнений не было.
Командор Беринг стоял на песчаном берегу, длинный завитой парик трепал ветер. Он плакал, не стыдясь, и Лорка вдруг понял, что сам Иван Иванович уже в возвращение Шпанберга не верил.
Когда корабли подошли достаточно близко, все вокруг принялись палить и кричать, как сумасшедшие. Наконец причалила к пристани шлюпка, и капитан Шпанберг, – исхудавший, с растрепанными волосами, без парика, ступил на берег.
Беринг обнял его дрожащими руками.
– Воистину славен Господь! И не чаял я уже с тобою, Мартын, свидеться! – хрипло сказал командор, крепко стискивая плечи товарища. – Идем в штаб, доложишь. Алексей! Надобно немедля всех разместить, накормить скоромным и выдать водки штоф. Лорка, беги к попу в церкву, вели в колокола звонить. Радость, друзья мои. Радость!
В штаб любопытствующих, в том числе и Лорку, не пустили. А ему страсть как хотелось послушать! Недолго думая мальчик кругом обежал штаб, сложенный обычной избой, сиганул с разбега на пристроенный к ней амбар и протиснулся в узкую щель под крышей. Переступая по балке, проскочил над сенями, приник к дощатой обшивке над дверьми. Стоять на узкой балке было неудобно, держаться почти не за что – но зато со своего насеста ему было видно всех как на ладони. Сколько он уже этих важных заседаний подслушал!
Беринг сидел во главе стола, вокруг него кругом расположились офицеры. Командор сам налил полный стакан водки, поднес Шпанбергу. Тот выпил залпом, резко выдохнул.
– С возвращением, Мартын, – тепло сказал Беринг. – Докладывай!
– Лейтенант Вальтон, должно быть, уже доложил обо всем, что случились до того, как море разлучило нас, – начал Шпанберг, развернув перед собой потрепанный вахтенный журнал и разложив на столе ландскарту. – Так что обстоятельства сии опишу кратко. Мая двадцать второго числа со своей эскадрой вышел я с рейда реки Большой, спустя четыре дня стал на якорь у первого острова Курильского и ждал там отставшие другие суда, чтоб надлежащим образом эскадру подготовить, снабдить всех начальников инструкциями, сигналами и прочим. Все это сделавши, июня месяца первого числа я со всеми судами отплыл от Курильских островов.
Сперва плыли мы курсом на юго-восток приблизительно до 47° северной широты, затем взяли курс на юго-запад. Прошли мимо многих островов, и особо хочу отметить, что течения в тех местах, – вот тут и тут я указал их на ландскарте, – весьма сильны и переменчивы; четырнадцатого числа июня попали в густой туман, отчего бот «Гавриил» отбился от отряда. Мы учинили розыск его в течение двух дней, неоднократно палили из пушек, но найти его не могли.
Шпанберг говорил по-немецки, и Лорка понимал его с трудом. Все слова вроде бы были понятны, но к концу фразы смысл ускользал и в паузах, которые делал Шпанберг, Лорка судорожно проговаривал про себя все это по-русски. Несмотря на то, что в окружении отца немецкая речь звучала сплошь и рядом, язык все же был Лорке чужой. Но дослушать окончание чудесного рассказа хотелось, и Лорка весь обратился в слух.
– Осьмнадцатого числа июня вахтенный завидел землю. Мы бросили якорь на глубине двадцати пяти сажен. По моему счислению, получилось наше нахождение на 38°41' северной широты. Счел я, что та землица и есть Япония: видели мы громадное количество японских судов, а на берегу поселения и засеянные поля; однако за дальностью расстояния рассмотреть, что именно растет, не смогли. К нам подошли два судна, но остались на веслах на расстоянии тридцати или сорока сажен от них и не желали подойти ближе. Когда им стали делать знаки и приглашать, они тоже стали показывать знаками, чтобы мы высадились на берег, однако же я остерегся, и мы остались на якорях.