Остров безветрия
Шрифт:
Потом женщина вышла. Лицо её было строго.
— Машину вызову по рации, а вы следите за больным, двигаться ему нельзя.
— Инфаркт, — сказал доктор Семёнов, поморщившись, когда они с Максимом остались в зале вдвоём. — Ничего, вытащим старика, никуда он от нас не денется.
Следующий час они снова ждали…
Матвей Петрович время от времени открывал глаза и упрямо повторял:
— Сказал не поеду. Не поеду до девяти утра, пока сотрудники не придут.
Была уже настоящая ночь, но Максим даже и не думал о сне.
Доктор Семёнов нервно курил в зале, и Максим не знал, чем помочь.
— У старика сейчас адская боль, он просто виду не подаёт. Понимаешь, у него то, что раньше называли «разрыв сердца». «Умер от разрыва сердца» — читал, наверное, такое.
Машина осветила окна фарами. «Специализированная скорая помощь», — прочитал Максим. Вошли два санитара с носилками.
— Не поеду, — снова повторил смотритель.
И Максим понимал, что выговаривает он эти слова с трудом.
— Да Максим здесь останется, ваш подшефный, — вдруг сказал доктор Семёнов. — Подежурит до девяти. А потом в школу. Останешься ведь? Не боишься?
Максим молча кивнул, хотя и почувствовал страх.
— А я с вами поеду, помогу в больнице, если что…
Старик больше не спорил.
Доктор Семёнов помог переложить Матвея Петровича на носилки.
Все они двинулись к выходу. Максим тихо шёл сзади.
У двери доктор Семёнов повернулся к нему, положил руку на плечо.
— Я тебе утром сюда позвоню. А ты мой телефон запиши. Мы ещё друг другу будем нужны.
Машина снова осветила фарами окна, развернулась и исчезла.
Максим остался во всём музее один.
Тревога
А в это время родители Максима не спали.
Сначала у них был день как день обычное воскресенье. Они привыкли, что сына их постоянно нет дома. Придёт из школы, поест, уроки сделает быстро и куда-то уходит. А если дома — то тихо сидит в углу и рисует карты с маршрутами путешествий или читает книги о полярных мореплавателях.
Родители при этом ссорились в своё удовольствие, Максима не замечали.
В воскресенье они хватились его за ужином.
— С утра не ел, и хоть бы что… Бродит где-то, — сказала мать. — А ты спокойно посвистываешь и никаких забот.
— От твоего обеда любой убежал бы суп горит, картошку пересолила, — ответил отец. — А заботы у меня есть. О новом проекте размышляю.
Так у них началась очередная, сороковая за этот день, мелкая ссора. О сыне они на время забыли.
Потом, когда на улице совсем стемнело, отец и мать
— Если родному отцу не сказал, почему он мне должен говорить? — ответила мать.
И впервые отец не стал с ней спорить.
Он надел пальто, вышел на улицу — про сто подышать свежим воздухом. На самом деле, он вглядывался во всех приближающихся: не сын ли это. Но сына не было.
Кремлёвские куранты пробили по радио полночь. Сын домой не пришёл.
— Надо что-то делать, — сказала мать. — Что ты сидишь сложа руки?
— Я думаю, подождём ещё полчаса и будем куда-нибудь звонить.
Они просидели эти полчаса друг против друга молча, часто оглядываясь на часы.
— Пойду звонить, — поднялся отец.
Ему было страшно произнести вслух названия учреждений — милиция, больница.
Мать тихо заплакала.
— А всё ты, всё ты, споришь со мной… Вот и создали ребенку ад, — сказала она сквозь слёзы.
— Да и ты хороша, — отец вздохнул, но продолжать не стал, а пошёл снова на улицу к телефону-автомату.
Следующий час он звонил то в милицию и больничные приёмные покои, то бегал домой — вдруг сын уже вернулся и пьёт дома чай.
Ни в милиции, ни в больницах о Максиме Михееве, мальчике двенадцати лет, не знали.
— С кем хоть он дружил, ты не помнишь? — спросил отец.
— Не знаю, — отвечала мать, по-прежнему плача. — Слышала от него про Олю Найдёнову, их посадили за одну парту.
К счастью, когда Максим учился ещё в первом классе, на первом родительском собрании его отец сидел рядом с отцом Оли Найдёновой. Настроение было тог да у родителей праздничное. Ещё бы — их дети уже выросли, уже в школу пошли. И отец Максима проводил отца Оли Найдёновой до самого дома с грифонами, а потом зашёл даже к ним на часок, по смотреть футбол по телевизору.
Память у отца Максима была отличная — стоило ему пройти самой запутанной дорогой хоть раз, он запоминал эту дорогу навсегда.
— Может, сходим к ним, вдруг они знают что-нибудь? — предложил он неуверенно.
И мать Максима не стала спорить.
Она только испуганно покачала головой:
— Поздно уже. Завтра всем на работу. О том, что-им завтра тоже на работу, они уже не думали. Они думали только о сыне.
Они посидели ещё около часа, напряжённо вслушиваясь в каждый звук на улице. Потом отец встал и сказал коротко:
— Одевайся, пошли.
И снова мать не стала спорить, а молча и быстро оделась.