Остров Больших Молний
Шрифт:
Но вот шлюпки скрылись за горизонтом. Рамирес снова спустился в трюм.
— Вылезайте! — скомандовал капитан, подавая Крюкову руку и помогая ему выбраться на трап. — Будете работать…
Осматривающего рацию комсомольца окружили Рамирес и члены экспедиции. Рация оказалась плохонькой, старомодной, но работать было можно.
— Речь идет о жизни и смерти, не только нашей, но и вашей, — сказал Рамирес. — Вы будете передавать только сигнал бедствия. Если же вы попытаетесь послать в эфир хоть одно постороннее слово — пеняйте на себя! — и он угрожающе приставил ствол пистолета к затылку радиста.
Крюков
Бейтс в отчаянии ломал пальцы. Даже многоопытный Хаутон и бывалый Портер утратили душевное равновесие. Экспедиции угрожала самая недвусмысленная опасность исчезнуть — не фиктивно, а по-настоящему, и исчезнуть весьма основательно. «Капитан, неужели мы погибаем?» — можно было прочесть во всех устремленных на Рамиреса взглядах.
А Рамирес стоял, прислонившись к двери каюты, скрестив руки, как бы не замечая этих посеревших лиц, этих трясущихся губ. Он думал о том, как бессмысленно и глупо гибнуть среди полного штиля, опускаться на дно под всеми парусами.
Крюков напряженно вслушивался в эфир. Он был мокр по самые уши, вода, стекая с его одежды, образовала у ног маленькое озерцо.
Прошли долгие, томительные двадцать минут. Полчаса. И вдруг откуда-то из мира живых донесся ответ:
— Кто зовет на помощь?
— Шхуна научной экспедиции «Атом» терпит бедствие между 130 и 140 западной долготы и 0 и 10 южной широты. Торопитесь! — передавал Крюков.
— Держитесь! Мы близко! Идем на помощь! — отвечали ему.
Два часа спустя пассажиры «Атома» бурно: приветствовали появившийся на горизонте белый теплоход…
— «Ломоносов», — прочел Рамирес золотые буквы на носу приближающегося судна. — Что за странный флаг? Занзибар, что ли?
Теплоход приблизился к шхуне, застопорил машины. Быстрота, с которой был спущен вельбот, вызвала бы зависть у любого моряка. Смуглые матросы, одетые сплошь в белое, в сдвинутых на затылок круглых шапочках, с гортанным криком налегли на весла. Рамирес метнулся по палубе и скрылся в радиорубке. Через полминуты он выскочил оттуда, и Бейтс заметил на его лице царапину, которой до этого не было.
Один за другим спустились в вельбот Хаутон, Бейес и Портер. Последним сошел Рамирес с небольшим чемоданчиком, куда сложил судовые документы и деньги.
— Все покинули шхуну? — закричали в рупор с мостика «Ломоносова».
— Все! — рявкнул Рамирес.
Вельбот отвалил. Капитан оглянулся, поднял руку и бросил что-то в воду.
— Что вы бросили? — полюбопытствовал Хаутон, когда они поднялись на борт судна-спасителя. Рамирес прищурился, подмигнул:
— Блиц унд доннер! А вы видели? Ключ от радиорубки…
Стройный, худой, с энергичными чертами лица человек, которого подчиненные называли «камарадо Зобиара», стоя у окна рулевой рубки, внимательно вглядывался вдаль.
Темное пятнышко на горизонте росло, становилось все чернее.
— Вот теперь шхуне — крышка! — сказал Зобиара рулевому, указывая на этот зловещий предвестник. — Давайте уходить от циклона…
И он поставил ручку машинного телеграфа на «полный».
Часть вторая
НА НЕВЕДОМОМ ОСТРОВЕ
ГЛАВА 6
Тысяча и одна загадка
Остальную часть пути, от места, где была брошена обреченная шхуна, до пункта назначения «Ломоносова», потерпевшие крушение провели в кают-компании теплохода.
Непосредственной причиной этого явилась излишняя, бойкость капитана Рамиреса. Он заинтересовался странным сооружением, установленным на верхнем ходовом мостике. Впервые он встречал на теплоходах такую, по его выражению, «штуковину» и бесцеремонно полез под покрывавший ее брезентовый чехол.
Но за спасенными присматривали. Вахтенный-малаец немедленно взлетел наверх и вежливо, но настойчиво пригласил участников экспедиции спуститься вниз, в кают-компанию.
О первых порывах налетевшего шквала путешественники узнали по покачиванию судна и шуму ливня. Да, на «Атоме» можно было с уверенностью поставить крест. Шквал должен был быстро доконать злосчастное имущество господина Канариаса.
А пункт назначения «Ломоносова» находился не так уж далеко. Пронесся шквал, и часа через четыре теплоход замедлил ход. Рамирес сразу заметил это по затихшему гулу машин. Он приник к иллюминатору и увидел землю. Затем тьма, падающая в этих широтах внезапно, без сумерек, скрыла все.
Покачивание судна прекратилось. Теплоход, по-видимому, вошел в гавань. Загрохотала в клюзе якорная цепь, зазвенел машинный телеграф, и двигатели стали.
Вслед за инженером Зобиара притихшие путешественники вышли на палубу, в тишь и духоту тропической ночи, изредка прорезаемой зарницами на западе. А на севере, в нескольких километрах, где-то над землей вспыхивали и гасли яркие электрические огни.
Перспектива ступить, наконец, на твердую землю настолько обрадовала потерпевших крушение, что они безропотно дали завязать себе глаза и по одному свести по сходням на берег. Где-то близко раздавался приглушенный стук автомобильных моторов.
— Где мы? — спросил Хаутон, опускаясь на мягкое сидение.
— На Острове Больших Молний, — ответил Зобиара.
— Как?
Но их спутник молчал.
— Куда нас везут? — снова задал вопрос Хаутон.
— Об этом вы узнаете позже, — ответил тот же спокойный голос. — Не волнуйтесь. Вам не причинят абсолютно никакого вреда.
Все это было так странно, так неожиданно, что гости подчинились. Когда машина остановилась, их, не снимая повязок, повели сначала по мягкой дорожке, затем по ступеням лестницы, покрытой ковром.