Остров Демонов
Шрифт:
Через комнаты, лишенные мебели и украшенные только великолепными картинами итальянских мастеров, она шла вслед за учтивым слугой. Она приостановилась возле нового камина: решетка, украшенная эмблемой с изображением саламандры, обвивавшей большую букву «Ф», показывала, что это подарок короля.
— Я разожгу камин, мадемуазель…
— Не стоит.
Слуга поклонился и вышел.
Монсеньер де Шабо, губернатор Бургундии и адмирал Франции, сидел за письменным столом. Глаза его были закрыты в болезненном раздумье. Плечи стариковски ссутулены под меховым плащом, волосы и борода стали совершенно седыми.
На столе перед ним лежало письмо. Очнувшись, он поднял его и прочел последние строчки.
«…и я должен умолять вас, моя дорогая, воздерживаться от любых действий ради моего восстановления или ради мести за меня. Должен признаться, что обвинения вышли за рамки…»
«Повержен! — подумал он. — Полтора миллиона ливров… конфискация имений… ссылка в Пуату, в дом жены…»
Он обмакнул перо и продолжал писать четким, ровным почерком; слова исходили прямо из его сознания, превращаясь в краткие и ясные мысли.
«…даже там, где они имеют под собой почву. Вспоминаю слова его Величества в Павии: Можно потерять все, кроме чести! И это у меня еще осталось, хотя они и ограбили меня. В тюрьме у меня было много времени для раздумий, и если бы это даже было возможно, Анна, я бы не вернулся ко двору. Что мне двор, если Франциск не будет улыбаться мне? Если бы бумаги прибыли из Турина… если бы двуличие Монморанси было доказано… если бы Пьер… Если! Если! Если!
Я знаю о ваших мужественных попытках защитить меня, и конечно, я понимаю, почему мы сейчас не видимся; но я умоляю вас, Анна…»
Он знал, как скорбь этого поражения повлияет на ее жизнерадостность, как она будет ненавидеть и страдать, как она будет сдерживать ярость даже во время всеобщего веселья, охоты или танцев, как она будет искать способы отомстить, обдумывая месть с неподдельной жестокостью. Он так давно знал и любил ее, хотя никогда не говорил ей об этом. Пережить это будет труднее всего: знать, что она страдает из-за его поражения — его, который был ее союзником и возлюбленным с тех самых пор, когда впервые встретил ее на приеме у Франциска.
«Что бы я ни написал, это не поможет, — мрачно размышлял он. — Она будет продолжать бороться до тех пор, пока сама не будет уничтожена, пока сама не будет поймана в сети лжи, расставленные Монморанси так ловко, что до последнего момента никто ничего не подозревал. Все произошло так быстро, что у меня даже не было времени защитить себя!»
Столь неожиданный арест! Арест, которого он никак не ожидал. Быть призванным к ответу, лишенным титулов, удаленным от двора — все это адмирал предвидел… но Бастилия, Турнелль вместе с теми, кто был так предан ему, кто следовал за его звездой и разделял его победы… Подделанные документы… приносящая только вред защита адвокатов низкого происхождения… А Франциск даже не протянул ему руки! Хотя Анна, должно быть, омывала слезами его подушку и молила не верить Монморанси, обвинявшего ее в любви к адмиралу. Если бы Франциск согласился встретиться с ним, если бы он мог снова заглянуть в это живое, насмешливое лицо, поговорить с человеком, чей юмор и воображение он так хорошо понимал и любил — как легко было бы объяснить то, что случилось с ним, рассказать о жалкой зависти коннетабля, в которой король разобрался бы и высмеял в более счастливые времена, продолжая оставаться сильным, хладнокровным и безжалостным воином. Во сне, до того, как он просыпался в пустоте очередного дня, Шабо разговаривал с дружеским лицом, глядя в жизнерадостные глаза, слушая удивительный голос, говорящий о том, как ему не хватало уверенности в решающие минуты (о чем не преминул напомнить Монморанси). Вот почему Шабо никогда не приходилось защищаться от внутренних врагов: Франциск всегда сам предупреждал его о тех, кто жаждал его падения, Франциск, который видел людей такими, каковы они были на самом деле. Он видел людей насквозь — и на протяжении тридцати лет он доверял Шабо, даря самую высокую привилегию — свою дружбу. Какие же слова нашел Монморанси, чтобы превратить друга Шабо в холодного, выносящего приговор монарха? Причиной тому были не извращенные коннетаблем события в Бургундии. В это Франциск никогда бы не поверил. Шабо нет нужды грабить королевскую казну — она всегда была открыта для него, как и его собственная судьба была открыта для короля. Франциск знал, что Шабо скорее разорился бы сам. Причиной могла быть только Анна! И все-таки, перед Господом он был невиновен — они оба были невиновны, потому что стержнем их союза был король. Но для того, чтобы сохранить свою честь в любви, которую он так ценил, Франциску стало необходимо предать Шабо забвению.
«И я хотел оказаться в забвении», — устало подумал он. «Вы не правы, сир! — громко произнес адмирал, представляя себя со стороны, сидящего за столом, потерявшего любовь Франциска, всеми отвергнутого. — Вы не правы!»А Франциск смотрел бы на него, скривив губы в столь знакомой улыбке. «Хорошо, Филипп Бесстрашный, скажи мне, в чем я не прав».
Только Шабо мог сказать так. Только ему было позволено простое «Сир». «Бесстрашный» было его прозвище, данное Баярдом в тот день, когда мальчик Шабо набросился на мальчика Франциска на рыцарском турнире: принц позволил своей лошади перейти дорогу Шабо, из-за чего тот сбавил ход и проиграл.
Шабо вздрогнул, словно его окатили водой. «Это утешение», — подумал он. Его утрата была так значительна, что даже стихийное бедствие не могло нанести ему большего ущерба… даже Пьер…
Раздался стук в дверь. Он повернулся.
— Войдите.
Вошел Гастон и поклонился.
— К вам пришла дама, монсеньер. Мадемуазель де ла Рош.
Шабо удивленно уставился на камердинера.
— Она здесь? — он поднялся, оттолкнув кресло. — Я встречу ее.
Маргерит была одета, как всякая дама, пришедшая на аудиенцию: бархатная полумаска скрывала ее глаза, ее фигура с головой скрывалась темно-коричневой накидкой с капюшоном. Когда адмирал вошел, она склонилась в реверансе. Шабо быстро подошел к ней.
— Мадемуазель!
Маргерит улыбнулась и вызывающе посмотрела на него.
— Простите, монсеньер.
Шабо взял ее за руку.
— Идемте в мою комнату, мадемуазель, там тепло и есть кресла. Гастон, принесите, пожалуйста, вина.
Они вместе поднялись по лестнице, и он открыл дверь в свой кабинет.
— Здесь немного лучше, хотя и не так уж хорошо, — он взял ее накидку. — Могу я увидеть ваше лицо?
Она сняла маску и поправила волосы.
— Боже! Как вы красивы, мадемуазель!
Маргерит улыбнулась и снова сделала реверанс. Шабо подумал, что эта девушка похожа на Диану де Пуатье в молодости, если жена сенешаля вообще когда-либо была молода. Но его гостья могла легко соперничать с ней. Не удивительно, что племянник потерял из-за нее голову.
Гастон принес вино и бокалы и придвинул кресла ближе к камину. Маргерит села.
— Монсеньер, — сказала она, когда камердинер ушел, — я должна просить вашей снисходительности из-за моего появления здесь.
— Не надо просить то, что всегда будет вашим, мадемуазель.
— Монсеньер… — очевидно, ей было тяжело продолжать. — Где ваш племянник? Пьер де Шабо? — она прижала руку к груди и болезненно покраснела.
Шабо отвернулся, чтобы не видеть ее смущения, и посмотрел на огонь. На мгновение его голова поникла, но он тут же поднял ее.
— Он мертв, мадемуазель. Он погиб в Турине, выполняя мое поручение. Я вчера получил письмо от моего друга и исповедника, отца Бенито…
Его голос затих, уступив место тягостному молчанию. Адмирал в страхе повернулся. Девушка сидела неподвижно, раскрыв рот и расширив глаза, как будто крича, хотя и не издавая ни звука. Шабо метнулся к ней.