Остров кошмаров
Шрифт:
— Это «Форд Префект» тысяча девятьсот пятьдесят второго года, — с гордостью произнес наш экскурсовод Фелипе, улыбчивый дядька лет сорока в мятом льняном костюме.
— Мой ровесник, — похлопал машину по крылу Великий Поэт.
Выглядели они одинаково потасканно. Светло-коричневый с отслаивающейся краской «Форд», глазастый, решетка радиатора сильно вытянута вверх. А рядом — Поэт, в светло-коричневых брюках, в тон им футболке и коричневой жилетке. Они улыбались друг другу.
На ходу машинка оказалась резвой. Она лихо встроилась в поток и помчалась
И вновь я заметила, какие невероятные здесь машины. Розовые, голубые, красные, сиреневые — яркие цвета яркого города.
— Как известно, Хемингуэй много путешествовал, — рассказывал Фелипе. — Бывал в Африке, долго жил во Франции, воевал. На Кубу впервые приехал в конце двадцатых. Часто в Гаване останавливался в отеле «Амбос Мундос». И так ему понравилась Куба и кубинцы, что он купил себе участок земли с домом как раз в начале 1941 года. К нему многие приезжали в гости. Здесь он написал свои самые известные произведения… — И помолчав, вдруг добавил: — Кстати, Хемингуэй был очень беспокойным соседом. С местными мальчишками любил взрывать петарды под окнами соседей, разгуливал по участку с винтовкой. А еще у него было пятьдесят кошек и десяток собак. Вы только представьте, какой это был зверинец!
Великий Поэт довольно кивал. Интересно, что его больше порадовало: взрывы петард или кошки с собаками?
Мы миновали старые улочки, проскочили район небоскребов и углубились в бесконечную жилую Гавану с узкими мостовыми, с невысокими обваливающимися домиками, с бельем, вывешенным на балконах, с запыленными «ЗИЛами», припаркованными у гаражей. С собаками.
К собакам я стала приглядываться особенно. Были они здесь тощие, лохматые, со свалявшейся шерстью. Языки свисают набок. Зубы… зубов разглядеть мне пока не удалось.
— Хемингуэй много охотился, трофеи привозил с собой. В его музее вы увидите оленей, медведей, буйволов. Раньше в дом входили, но сейчас все законсервировано, в комнаты можно посмотреть через распахнутые окна и двери. Очень интересное ощущение, как будто подглядываешь чужую жизнь, которая еще продолжается там, за стеклом.
— Наверняка был человек дрянь, — прошептал Великий Поэт. Почему-то он ухитрялся во всех видеть больше плохого, чем хорошего.
— Хемингуэй был суеверен. В кармане всегда носил специальный камень, он его называл счастливым. Подобных камней много на Кубе. Местные такой камень называют «лысая галька». Еще Хемингуэй уважал число тринадцать, считая его для себя счастливым.
Мне мистер Уэй начинал нравится все больше и больше.
— Слушайте, а куда он девал всю эту свору собак и кошек? — поинтересовался Великий Поэт. — Они же дохли постоянно.
— Ну, кто-то сам умирал, кому-то помогали, — с явным удовольствием ответил Фелипе. — Кошек Хемингуэй хоронил под порогом гостиной, а собак около бассейна. Некоторых котов Хемингуэй застрелил сам. Был такой кот, звали его Бойзи. Ему все позволялось. Он даже на обеденный стол залезал. И вот как-то этот Бойзи снюхался с местным рыжим бандитом, и вместе они убили любимую кошечку жены мистера Уэя. Хемингуэй убил его прямо в доме, чтобы больше кот не натворил дел. А других двух котов, Фатсо и Шопски, Хемингуэй убил за то, что те сами стали убивать из зависти или ревности. Он пристрелил их в саду. Вокруг дома очень хороший сад. А вот была у них еще одна кошечка…
— А где жила вся эта гвардия? — перебила я нашего милого экскурсовода, понимая, что еще пара кровавых историй, и я тут же выйду и отправлюсь домой пешком.
— В Башне. Мистер Уэй построил Башню, чтобы в ней работать, чтобы гостей принимать. И на первом этаже устроил всех своих любимцев. Очень он уважал своих котов, очень.
Я проглотила неприятный комок. Так и виделось, как все эти праведно и неправедно убитые создания выходят ночью из небытия, бродят под манговыми деревьями, шуршат папоротниками, копают могилки собратьев около бассейна и под домом. И как хорошо среди них чупакабре.
— А еще он был не дурак выпить, — радостно сообщил Великий Поэт. На что экскурсовод решил промолчать.
Усадьба писателя — кусок склона. Вверх бежит дорожка, сквозь пальмы и миндальные деревья бьет нежаркое солнце.
Фелипе повел Великого Поэта наверх, а я остановилась внизу. Хорошо устроился писатель. На участке можно было потеряться. Белоснежная вилла выступала среди зелени, как морской лайнер в океане пальм. Он плыл среди папоротников и манговых деревьев, флажком на Башне отдавая прощальный салют.
Чупакабра, где ты? А главное — где мои помощники? Где этих обормотов носит?
Шаг с дорожки, и под ногой шуршит палая листва и чешуя с пальм. Как бы Пеппино ни ходил бесшумно, я его все равно услышала.
— Ну, где вы? — пригнувшись, нырнула я к ним в кусты. — Я думала, не придете!
Луиза жизнерадостно улыбалась, с чавканьем перекидывая жвачку во рту.
— Мы его выследили. — Пеппино, как всегда, сосредоточен.
— Он здесь?
Мгновенный страх заставил оглянуться, заподозрить в каждом покачивании листа приближающегося монстра.
— Корабль. Там.
Пеппино махнул рукой, показывая. Отлично! Главное, что пока он не здесь.
— Как вампир? — спросил мальчишка, пробираясь под пальмами. Он не торопился выходить на дорожку. От кого-то прятался?
— Чемодан ничего не весит, — пожаловалась я. — Может, он сбежал?
— Он — там. Не может выйти сам.
Пеппино напряженно вглядывался в листву. Солнце бросало бесконечные желтые пятна, ветер заставлял эти пятна плясать. Шуршали листья. Рядом переговаривались.
— Как мы будем его ловить?
— Как вампира, — дернула плечиком Луиза.
На ней сегодня были желтые шорты с розовой майкой и сандалеты. Коленки и лодыжки полны старыми царапками и новыми, как будто у нее хобби каждое утро бегать сквозь колючки, царапая кожу.
Луиза смело потопала через кусты, добавляя себе новые украшения на ноги. Пеппино ждал. Мне хотелось его расспросить — где он живет, чем занимается, почему так легко ловит нечисть. Но слова сейчас казались лишними, ненужными.