Остров мечты
Шрифт:
— И зачем же ты такой князю потребовался? Рассказывай уж до конца, друг мой, не томи.
— То-то и оно, сир, что, чем пререкаться с чужаками, слушать надлежало до конца. Спешу навстречу императорскому флоту, поторопить их, стало быть. Пусть гребцов сменных нанимают или сажают солдат за весла, а сюда должны явиться уже через два-три дня. Иначе не устоять городу.
— Сюда?
— Конечно! Из Штрольбинка вверх по реке до самого Марентага подняться можно, куда быстрее пешедрала получится. Опять же флот опорой в княжестве послужит... Только вот застрял я здесь как назло. До моря добрался, а дальше — заминка. Хоть молись, хоть дерись... Так видно, снизошел Творец к грешнику, раз вас, сир, позволил встретить.
— Не убивайся же так, друг мой, — произнес заметно растерявшийся Иигуир. — Это лишь самое малое, что мы способны сделать, хотелось бы чего-то серьезнее...
Левек, до сих пор угрюмо молчавший, поднял руку:
— Как посмотреть, мессир. Атака армии — слов нет, чистое безумие, но и выбегать навстречу имперцам, скажу вам... пахнет плохо. Вы же в розыске, не забывайте. Не дай Бог придет кому в голову, сообщение примут, а гонцов потом — в кандалы. Да и остальным, чаю, не поздоровится. Пускай вы, мессир, принимаете на веру все, что лопочет эта разбойничья рожа, но самолично кидаться в объятия верной смерти едва ли умно.
— Тогда позвольте напомнить и вам, капитан, — данный человек, находясь в том же розыске, рискует жизнью не менее нашего.
— Вот это меня и настораживает, — буркнул Левек. — Расспросите-ка, с чего вдруг его в могилу потянуло?
Скрытничать Пиколь не собирался:
— Имеется, конечно, и опасность. Только у вас-то, господа, ее кот наплакал: покажутся на горизонте имперские флаги — высадите меня на берег и укроетесь от греха. Дальше уж сам как-нибудь домашусь, заметят.
— Разве за собственную шею не боишься?
— Опасаюсь, сир, не без того. — Взгляд пирата, обращенный к Иигуиру, потемнел. — Ясно дело, отвратно самому на петлю напрашиваться, однако нищим побродягой дни кончать еще отвратнее. Вот с Божьего соизволения подмогу князю приведу, Динхорст отстоим, тогда, глядишь, и... разговоры заведем про заслуженный покой.
— Князь все еще не знает насчет тебя?
— Ну, коли я жив, следственно, не знает. Догадывается, вероятно, о чем-то темном, потому и предложил вылазку. Нору ведь пришлось использовать тайную, воровскую, знатоков вроде меня у нее, сир, почитай, уже не осталось. А как отгремит гроза... может, и в ноги сиятельному брошусь... Посмотрим тогда...
В конечном итоге предложение Пиколя устроило всех: самого дядюшку, рвавшегося искупить вину за прошлое, Левека, что отказывался и слушать о походе к осажденному городу, даже Иигуира. Старик, правда, еще долго колебался, терзал исстрадавшуюся совесть, но выживание собственного детища оказалось веским доводом. Хардаи... Те привычно не выказали никаких эмоций. Вроде бы довольно улыбнулся Иригучи, чуть досадливо мотнул головой порывистый Очата, — все это, похоже, обречено было вековать на уровне догадок. Утаиванием чувств воины не утруждались, просто облачко мирских тревог миновало, вновь едва затронув диковинные души...
Впрочем, такие наблюдения интересовали, наверное, одного старого Бентанора. Простые моряки куда больше подивились, когда странные чужеземцы без выспренних рассуждений сами сели к веслам. На гребцов тем днем выпала огромная нагрузка — ветер хоть и ослаб, но по-прежнему дул в лицо, двигались только на людской силе и упорстве. Три человека, обнаружившие вдобавок запредельную выносливость, лишними не стали. Уже в плотных сумерках снизили темп. Если разгоряченный народ еще готов был длить бешеную гонку, то требовали осторожности прибрежные камни. Опять же, долгожданный караван... С ним боялись и разминуться, и столкнуться лоб в лоб. Скопище парусов забелело вдали к полудню, вынырнуло из туманной дымки, породив настоящее смятение. Едва успели метнуться за какой-то мелкий островок, откуда и созерцали подход кораблей. Навстречу громоздкой армаде теперь выгребал Пиколь в крохотной лодчонке. Следивший за ним Иигуир вдруг с горечью осознал, что во всеобщей суете даже не успел толком попрощаться. На галерах бесстрашную скорлупку долго не желали замечать, пока та не метнулась в самую гущу весел. Лишь после этого передовой корабль соизволил сбавить ход и подобрать гонца. Как развивалась миссия пирата, путешественникам не суждено было узнать, но флотилия, выдержав паузу, устремилась дальше с удвоенной скоростью.
— И нам пора домой, мессир, — вздохнул сзади Левек. — Здесь свои бури, у нас — свои, каждому перед Творцом за свое ответ держать. Вот ветер нужный поймаем и... последний бросок. Хватит, скажу вам, по чужбинам бродить, время собственной родиной заняться.
Берегов Валесты достигли в последних числах апреля; поздним вечером, сразу после заката, вошли в знакомую маленькую бухточку. Общее желание побыстрее очутиться дома стоило нескольких часов яростной гребли, но теперь об этом забыли. Странники напряженно вглядывались в темнеющую полосу земли. Она казалась совершенно безжизненной — ни огонька, ни шума, только слабый запах дыма. Поневоле в голову лезли тревожные мысли. Много месяцев их крохотная колония выживала, предоставленная сама себе, без серьезной защиты и поддержки, любой выплеск неистового и жестокого мира мог походя втоптать ее в песок.
«Эло» уже ставил якоря, когда его, наконец, заметили. Успевший погрузиться в сон лагерь внезапно ожил, засветился, замельтешил, навстречу странникам вывалилась целая толпа детей и взрослых. Все смешалось в одну пеструю, радостно гомонящую кучу. Иигуира обнимали Беронбос и Бойд, с другой стороны на него прыгал восторженный Ванг. Даже те, кто никогда не отличался особой дружбой, ликовали — впервые за долгое время они увидели знакомые лица. Когда прошло первое волнение, прибывших повели в лагерь. За прошедшие месяцы жизнь здесь воистину пустила корни: на расчищенной от кустарника поляне выросло несколько новых утепленных хижин и землянок. Ни одна, правда, не могла вместить всех обитателей колонии, а так хотелось в эти минуты быть вместе. Посему общий ужин собрали вокруг большого костра в центре лагеря, прямо под открытым, усеянным звездами небом.
Трапеза сопровождалась неумолчным шумом голосов. Иигуир описывал выпавшие на их долю приключения, Беронбос делился тяготами миновавшей зимы. Были и перебои с едой, и препирательства с бандитами, рядившимися то в лохмотья, то в камзолы, и болезни детей, их неуемное озорство и капризы. Отдельно рассказывалось о нежданном, нагнавшем трепета визите Бику, который в результате, изумив всех, лишь поделился с беженцами провизией.
Пока взрослые обсуждали невзгоды, сорванцы во все глаза разглядывали необычных людей в черных, подбитых мехом плащах. Заметив этот интерес, Бентанор прервал беседу и встал. Тотчас воцарилась тишина.
— Дети мои, — медленно заговорил старик, — сегодня начинает, наконец, осуществляться то, ради чего мы жили, чего ждали все последнее время. Вам известно, что случилось с нашей страной, с нашими родными и близкими. Отныне вы — надежда Гердонеза! Прочь сомнения и страхи: враг глумится над Отечеством, вы сможете его остановить! Для этого придется стать сильнее врага, потратить долгие годы на упорный, изнурительный труд, но только так можно исполнить свой сыновний долг... — Отблески костра дрожали на всклокоченных волосах Бентанора. — Со мной прибыли люди из далеких земель, люди, которые помогут вам, дети мои, превзойти мощь поработителей. Доверяйте и слушайтесь во всем новых наставников. Когда станет особенно тяжело, вспомните, ради какой святой цели терпите лишения. И да поможет вам Творец!