Остров на карте не обозначен
Шрифт:
— Да, тут заблудиться немудрено, — согласился Пархомов. — Столько дыр в разные стороны, словно крот-великан трудился.
— Крот этот — вода! — хмуро объяснил молчавший до этого Медведев. — А все эти лабиринты когда-то, в отдаленные времена, были заполнены известковой породой…
— Откуда ты это знаешь? — спросил Пархомов. — Ты так уверенно говоришь, будто сам был здесь в те отдаленные времена.
— Я — геолог, — нехотя сказал Медведев. — Окончил горный институт.
— Вот как? — удивился Пархомов. — Где же?
— В Ленинграде.
— И я учился в Ленинграде. — Пархомов
Завязавшийся было разговор оборвал Матвеев:
— Поговорите потом. Нам терять время нельзя. Пошли! — И вскинул свой ящик на спину. Медведев залязгал трубами, пристраивая их на плечо. Подхватил свой груз и Пархомов.
— Теперь веди нас ты! — предложил Матвеев Пархомову. — Все, что надо, я тебе показал и рассказал. Попробуй действовать уже самостоятельно.
— Хорошо, — согласился Пархомов. — А ты все же за мной следи. Сегодня ты еще идешь рядом.
Осторожно двинулись дальше. Шли еще около получаса. Встречались и перекрестки, и развилки. Проходили и через пещеры. Пархомов шел точно и ни разу не ошибся.
Наконец навстречу потянуло свежим воздухом и шумом. Впереди забрезжил свет. Невольно ускорили шаги и вскоре вошли в пещеру, открытую в сторону океана.
— Стоп! — скомандовал Матвеев, спуская к ногам свой тяжелый ящик. — Разгружайтесь!…
Пархомов и Медведев последовали его команде.
— Теперь, Пархомов, осматривай место — подойдет или нет?
Пещера была просторная, светлая, с широким выходом к океану, откуда вместе с грохотом прибоя врывался свежий холодный воздух.
С небольшого выступа перед пещерой открывался внушительный вид на безбрежные просторы высоких, беспокойных волн.
— Как высоко! — удивился Пархомов, заглядывая вниз, куда скала обрывалась крутой стеной. — Отсюда в волны не прыгнешь — костей не соберешь.
— Медведев, сколько метров до воды? — спросил Матвеев. — У тебя глаз наметан.
— Двадцать три — двадцать пять.
— А до вершины?
— Пятнадцать — семнадцать.
Матвеев повернулся к Пархомову:
— Эта сторона скалы обращена к нашей родине. Имеет ли это значение для радиоприемника? И как с антенной? Если ее выставлять на время сеансов сюда, на площадку, — с острова ее никто не увидит.
— Место очень удобное, товарищ Матвеев! — объявил Пархомов.
— Тогда — к делу! Надо поспеть к очередной передаче последних известий!
Они вернулись в пещеру и с жаром принялись за работу. Алюминиевые трубки быстро свинтили и преобразили в радиомачту с антенной в виде «метелки» из медной проволоки. На площадке перед пещерой выдолбили углубление для основания мачты, а над входом, найдя трещину, вбили два прочных стальных крюка, за которые мачта заводилась просто и удобно. Теперь установить и убрать мачту можно было в несколько минут.
Отвод, спускавшийся от антенны, протянули в дальний угол пещеры, где с меньшей силой слышался шум прибоя. Там на ящике с аккумуляторами и установили радиоприемник, заключенный в фанерный футляр, который Пархомов умудрился даже выкрасить…
И вот, наконец, подключены к приемнику и электропитание, и антенна, и заземление. Пархомов глубоко вздохнул, посмотрел на часы, данные ему Смуровым, на молчавших в ожидании товарищей и неуверенно объявил:
— Успели… Через несколько минут начнется передача из Москвы.
Он уселся перед приемником на ящик с инструментами, положил на колени фанерку, тетрадь и карандаш, надел наушники и мгновенно отрешился от окружающего. Все его внимание сосредоточилось на шкале настройки…
Матвеев и Медведев жадно и тревожно уставились на взволнованное лицо Пархомова. А оно — широкое, простоватое — выражало и нетерпение, и страх, и надежду… И вдруг — расплылось в счастливой улыбке. Рука его ухватилась за карандаш…
Сразу же к голове Пархомова склонились с обеих сторон головы Матвеева и Медведева. Они приложились к наушникам, чтобы уловить хотя бы частичку того, что уже слушал Пархомов. Три головы плотно прижались друг к другу и застыли, словно единое изваяние…
А в наушниках в эти минуты слышался торжественный голос, читавший «Сообщение от Советского Информбюро». Пархомов записывал:
«Войска Северо-Кавказского флота во взаимодействии с Черноморским флотом сегодня штурмом овладели городом и портом Новороссийск. Несколько дней тому назад наши войска прорвали мощные бетонированные укрепления противника, ворвались в город Новороссийск и завязали уличные бои. В это же время корабли Черноморского флота высадили десант в порту и тем самым нанесли удар противнику со стороны моря. После пятидневных ожесточенных боев город Новороссийск освобожден от немецко-фашистских оккупантов…»
Далее Пархомов записал данные о продвижении советских войск на других фронтах и заключительные строчки «Оперативной сводки за 16 сентября»:
«В течение 15 сентября наши войска на всех фронтах подбили и уничтожили 64 немецких танка. В воздушных боях и огнем зенитной артиллерии сбито 94 самолета противника…»
В напряженном молчании все трое прослушали «Сообщение» до конца. Сразу за этим грянула музыка, и они, словно очнувшись, выпрямились, торжествующе глядя друг на друга… В эту минуту на их лицах — разных по характеру каждого — было одно общее: «Нет больше беспросветной изоляции!… Не будет уже места безнадежности и отчаянию!… Голос Родины теперь станет помогать в борьбе!…»
Пархомов вытер рукавом вспотевшее от волнения лицо.
— Хорошо слышно, правда? — спросил он, ликуя.
— Я отчетливо слышал каждое слово! — восторженно воскликнул просветлевший Медведев. — Пархомов, дай я тебя поцелую!…
— Еще что выдумал! — отмахнулся довольный Пархомов.
— Ты как будто дал мне порцию волшебного лекарства! — продолжал Медведев. — Сейчас я дышу по-другому! Гляжу по-другому! Чувствую по-другому!… Понимаешь?…
— Надо быстрее к Смурову! — вмешался Матвеев. Глаза его, всегда строгого и сдержанного, сияли. Но в голосе звучала прежняя трезвая деловитость. — Я займусь антенной, а вы быстренько разберитесь с инструментом и материалами. Что нужно вернуть — возьмем с собою…