Остров на карте не обозначен
Шрифт:
— Теперь снова за работу! — прокричал переводчик. Плеск воды полоснул по сердцам замерших заключенных.
— За работу! По местам! — скомандовал дрожащим, но громким голосом Митрофанов. Слезы продолжали ползти по его щекам. — Спиридонов! Займи место Матвеева!
Люди рассыпались по своим местам. Каждый понимал, почему сейчас так нужна выдержка, почему Митрофанов удержал их на месте. Да, иного выхода не было. Но пусть трепещут палачи!
3
Хенке приказал Борщенко и Хефтлигеру ожидать в вестибюле, а сам прошел в кабинет Реттгера. Нервы Борщенко были напряжены. Каждую минуту он ожидал появления Шакуна и лихорадочно строил всякие варианты своих действий.
Мятущиеся мысли Борщенко перебросились на Рынина. Если опасность в лице Шакуна еще только подкрадывалась к Борщенко и сам он имел возможность встретить ее во всеоружии, с автоматом в руках, то положение Рынина было намного хуже. С неотступным угрюмым Кребсом, безоружный и беспомощный, он не имел путей к спасению. Рынина увезли сюда. Он должен быть где-то здесь. Если бы удалось незаметно передать ему пистолет!
По большим настенным часам, висевшим в простенке, Борщенко видел, что до начала восстания осталось менее двух часов. Но сколько же времени еще придется сидеть здесь в ожидании неизвестности?
Наконец Борщенко и Хефтлигера впустили к полковнику.
Оба вошли в кабинет с автоматами на груди и, прошагав в ногу, остановились перед столом, вытянув руки по швам.
Реттгер сидел неспокойно; толстым карандашом необыкновенной длины он нервно постукивал по золотому рыцарю. Рынин сидел в кресле; Хенке, как обычно, почтительно стоял. У двери дежурил мрачный Кребс с автоматом на груди.
Реттгер резко говорил:
— Вы, доктор Рынин, так и не объяснили мне, почему после дополнительных работ по вашим указаниям перестал действовать подъемник. Что случилось с выходным щитом? Почему его так заело, что сегодня невозможно было поднять, чтобы вывести из грота подлодку? Вы вместо объяснения напустили туман! Я не такой дурак, как вам кажется, доктор Рынин!
— Я, полковник, сделал то, что надо было сделать. Реттгер злобно щелкнул карандашом по золоченому забралу рыцаря, отчего оно закрылось, и, медленно отчеканивая слова, добавил:
— Еще вопрос, кому надо то, что вы сделали! Но если вы не освободите подлодку, мы, Рынин, не просто расстреляем вас, нет! Вы по-настоящему узнаете, что такое гестапо, да! Узнаете и пожалеете, что родились!
Рынин посмотрел на часы, стоявшие на сейфе, и холодно сказал:
— Вы, полковник, оказывается, всего лишь мелкий гестаповец застенка.
— Молчите, Рынин! — стукнул Реттгер кулаком по столу. — Не доводите меня до крайности! Обеспечьте немедленное освобождение подлодки! Иначе я применю к вам крайние меры!
— Я вам однажды уже объяснил, — невозмутимо продолжал Рынин, — с угрозами ко мне нет подхода.
Красное лицо Реттгера повернулось к Борщенко.
— Ты сможешь на него воздействовать?… Переведи, Хефтлигер!
— Разрешите мне, господин полковник, переговорить с Рыниным наедине, — сказал Борщенко. — После разговора со мной он станет перед вами шелковым!
Все еще не остывший от ярости полковник подозрительно посмотрел на Борщенко и неуверенно повернулся к Хенке.
Тот пожал плечами.
— Вы ничего не потеряете, господин штандартенфюрер. Брагин очень решительный субъект. В этом я сегодня убедился.
— Ладно, Брагин. Сейчас ты поговоришь с Рыниным здесь. И помни, за обман мы не пощадим и тебя!
Резко зазвонил телефон. Реттгер снял трубку и стал слушать.
— Что-что? Как это случилось? Так… После окончания работы расстрелять каждого десятого русского! Проследите за этим лично и об исполнении доложите мне!
Реттгер бросил трубку на рычаг, злобно посмотрел на Рынина, затем на Борщенко и нажал звонок. Немедленно вошел дежурный эсэсовец. Реттгер приказал:
— До моего возвращения надеть на Рынина наручники! Держать здесь, в карцере. А ты, Кребс, будь около!
В кабинет торопливо вошел майор Клюгхейтер. Он быстро приблизился к Реттгеру и что-то шепнул ему.
— Уже знаю! — раздраженно ответил Реттгер. — Еду сейчас в госпиталь. Вернусь через час.
И Реттгер вышел, сопровождаемый Хенке. Проклиная русских и Рейнера, он поехал в госпиталь. Не беспокойство за жизнь капитана понудило Реттгера лично посетить пострадавшего. Его беспокоил приказ о предстоящем выходе лодки в море. Если бы капитан Рейнер в другое время отправился в более далекое «плавание» — в самый ад! — Реттгер не моргнул бы и глазом. Но сейчас, когда каждый час надо быть готовым к отплытию, было о чем задуматься! А тут еще заклинился щит в гроте…
Клюгхейтер, задержавшись в кабинете Реттгера, повернулся к Борщенко.
— Брагин, следуй за мной! — приказал он по-русски.
Борщенко взглянул на Рынина и медленно пошел позади майора.
У крыльца стояла машина. Мотор ее работал.
Указав Борщенко на заднее сиденье, где никого не было, Клюгхейтер сел рядом с шофером, и машина тронулась.
Расстояние до тодтовской канцелярии майора было небольшое, и через несколько минут Борщенко уже входил в знакомый кабинет.
Клюгхейтер сел за стол и, поглядывая на молчавшего Борщенко, задумался.
Ему было о чем подумать…
4
Полчаса назад в кабинет майора ввалился растерзанный и перепуганный Шакун. Прерывисто дыша, он еще с порога начал выкрикивать:
— Господин майор! Надо принять срочные меры. Брагин не Брагин! Он меня сейчас чуть не убил!
Майор, не выносивший Шакуна, на этот раз отнесся к его выкрикам со всей серьезностью.
— Рассказывай все по порядку! — приказал он.
Шакун слизнул кровь, сочившуюся из пальца, порезанного стеклом, и, все еще тяжело дыша, продолжал: