Остров надежды
Шрифт:
— Сними верхнюю кухлянку, камусовые штаны, торбаза и забирайся внутрь.
— А ноги? — спросил Ушаков. — Ноги не замерзнут?
— Ноги обмотаем кухлянкой, с ними ничего не случится, — успокоила Нанехак.
Ушаков последовал ее совету, залез в спальный мешок и вскоре почувствовал, как блаженное тепло поднимается от ног, разливается по всему телу. В маленькие кукули залезли и дети, укрывшиеся в соседней палатке. Однако спальных мешков на всех не хватило, и остальные эскимосы вынуждены были время от времени выходить на улицу, чтобы разогнать застывшую кровь.
Сама Нанехак пристроилась рядом с умилыком, уверив в то, что ее меховой комбинезон даже лучше, чем спальный мешок. Когда Ушаков недоверчиво покачал головой, эскимосы единодушно подтвердили ее слова.
— Внутри как в пологе! — сказал Анакуль. — Если бы Нана пустила меня туда погреться…
— Надо было брать собственную жену, — незло огрызнулась Нанехак.
— В следующий раз так и сделаю, — засмеялся Анакуль.
В эту ночь замерзшие собаки несколько раз завывали, будя спящих.
Нанехак просыпалась и чувствовала теплое дыхание умилыка. В темноте никто не видел, как она намеренно приближала свое лицо к спящему в меховом мешке и с довольной улыбкой снова засыпала.
Наутро Ушакова пришлось будить: таким сладким был его сон.
— Умилык, проспишь хороший день!
День и впрямь занимался прекрасный. Когда после плотного завтрака Ушаков вышел из палатки, ему даже показалось, что откуда-то, из далекого далека, повеяло свежим весенним запахом.
Долго разгоралась утренняя заря, и к тому часу, когда из-за зубчатого горного хребта показался ярко-красный солнечный диск, нарты уже добрались до берегового припая.
На первый взгляд это была такая же тундра. Но здесь из-под наметенных сугробов уже торчали обломки деревьев, занесенные на арктический остров морскими течениями.
Истосковавшись по большому огню, люди быстро собрали плавник и разожгли костры. Не теряя времени, дружно принялись ставить яранги. Установив меховой полог, решили испробовать в нем железную печурку. Через несколько минут в тесном закутке стало нестерпимо жарко и душно. Ушаков заторопился наружу, тем более что женщины сбросили свои кэркэры и остались в одних кожаных набедренных повязках.
— Жарко внутри, — оправдываясь, сказал Ушаков, вытирая вспотевшее лицо меховой оторочкой капюшона.
— Зато хорошо спать, — заметил Апар, только что закончивший кормить собак.
В тот же вечер Аналько, не стесняясь русского умилыка, отправился на морской берег нагруженный жертвоприношениями, чтобы установить дружеские отношения с местным Тугныгаком. Глядя на его удаляющуюся фигуру, Ушаков думал о том, что после той памятной добычи медведя эскимосы и впрямь стали относиться к нему с какой-то особой почтительностью, в которой чувствовалось признание его власти над Потусторонними силами. И чем больше он старался убедить их в обратном, тем они более укреплялись в своей вере. Вон и Аналько ведет себя так, словно считает, что и Ушаков, если уже не сделал собственного жертвоприношения здешним Силам, то уж наверняка установил с ними особый контакт.
Аналько думал не совсем так, но, обращаясь к здешним богам, он уверял их, что благосклонность русского умилыка распространяется и на него лично. Он так и сказал:
— Русский большевик послал меня сюда обживать этот берег и промышлять зверя… Всякий вред, наносимый мне, будет вредом, направленным на русского умилыка… Мы идем к вам с добрым, открытым сердце. Глядите, какие подарки я принес вам. Тут и сахар, и чай, и табак… Не только жевательный и курительный, но даже в бумажных трубочках, называемых папиросы. Есть и маленькие колбаски — сосиски из мяса русских коров, и шоколад… Но это только добавление к нашим обычным жертвам — мясу моржа и нерпы, салу. Я знаю, что вы любите оленью колбасу — кывик, но и эти сосиски нисколько не хуже…
Ушаков, не подозревавший о том, что Аналько ведет беседу с местными богами и от его имени, решал мучительную задачу: то ли мерзнуть ночь в спальном мешке в палатке, то ли принять приглашение Нанехак и переночевать в пологе.
— Но там душно и нечем дышать, — слабо протестовал Ушаков.
— Голову можно держать в чоттагине, на свежем воздухе, — сказала Нанехак. — Зато все тело и ноги будут в тепле.
Позже Ушаков смог по достоинству оценить меховой полог. Он нагревался почти моментально, особенно когда и нем разжигали маленькую железную печку. Но даже и без огня в нем было настолько тепло, что Ушаков, по примеру эскимосов, быстро разоблачился, оставшись в одном нижнем белье.
Вечерний чай пили, высунувшись из полога. Женщины прислуживали в холодной части жилища, придвигая деревянные блюда, наполненные копальхеном, истолченной в каменной ступе нерпичьей печенью, вареными сосисками. Испекли и лепешки на тюленьем жиру. Они были особенно вкусны с растопленным на огне сгущенным молоком.
Сон к Ушакову после такого обильного ужина пришел мгновенно, хотя сами эскимосы еще долго беседовали, рассказывая друг другу сказки, древние исторические предания, разные случаи из своей жизни. Это им заменяло чтение книг.
Странный сон снился Ушакову. Будто он шел сквозь теплую тундру навстречу Нанехак. Она ждала на пригорке, а под ее ногами клубился туман. Несмотря на летнюю погоду, туман был морозным, и ноги женщины примерзали к ледяной кочке. Ушаков хотел сказать, что так она потеряет ноги, но Нанехак в ответ улыбнулась, легко отделилась от кочки и полетела к нему, едва касаясь побелевшими от холода ногами земли, тундровых цветов. Она со странной улыбкой приблизилась к нему и принялась целовать в лицо. Ушаков вспомнил, что эскимосы целуются, лишь чуть притрагиваясь друг к другу кончиками носов, но Нанехак почему-то целовала его лицо и приговаривала: «Это не ноги мои замерзли, а твое лицо… Сколько раз я тебе говорила: опускай оторочку капюшона, берегись ветра…»
Ушаков проснулся. В темноте кто-то продолжал лизать его теплым шершавым языком. Осторожно протянув руку, он нащупал пушистый комочек. Это был щенок, которого подарил ему сын Кивьяны. Осторожно отодвинув щенка, он перевернулся на другой бок и снова заснул.
Утром, после завтрака, эскимосы остались в становище, чтобы осмотреть окрестные охотничьи участки, а Ушаков с Апаром и Нанехак на двух упряжках отправились на северо-запад исследовать побережье.
Вскоре Ушакову пришлось надеть защитные очки, чтобы предохранить глаза от ослепительного сверкания снегов. У эскимосов для этого случая имелись собственные приспособления: костяные или кожаные накладки с очень узкими прорезями. Но теперь все охотники обзавелись солнцезащитными очками, которых много было на складе экспедиции.