Остров надежды
Шрифт:
— Ожидают, что в этом году будет много песца, — заключил свой рассказ Павлов.
Весь следующий день занимались съемкой береговой линии, и к вечеру добрались до того места, где в 1881 году на острове был поднят флаг Соединенных Штатов Америки. Ушаков с удовольствием срубил мачту и расколол ее на мелкие куски — топить походную печку.
Дни шли за днями. На схематическую карту ложились первые достоверные очертания береговой линии, горных хребтов, рек и ручьев, водоемов.
Временами Ушаков чувствовал тоску по людям. Нет, с Павловым ему было хорошо, и он все больше и больше проникался к нему уважением. Павлов был человеком необычайно широкой души, добрым, отзывчивым. Глядя на него, Ушаков думал, что именно такие люди и должны работать среди эскимосов. И островитянам с учителем конечно же повезло.
Но хотелось повидаться с Аналько, Етувги, Анакулем, Анъялыком, с Клю и другими, кто жил сейчас на становищах.
Однажды днем у косы Вручи собаки Павлова вдруг насторожились и подняли лай. А через десять минут вдали показались две мчащиеся к лагерю упряжки. Это были Етувги и Анакуль, которых Аналько послал встречать умилыка. Они привезли собачий корм и табак. Радость была такой, что не чувствовалась теснота двухместной палатки, где они расположились все четверо.
Становище Аналько выглядело настоящим обжитым стойбищем. Крепкие яранги дымили в небо, а вокруг бегали собаки — и упряжные, и совсем маленькие щенки.
— Здравствуй, умилык! — весело приветствовал Аналько Ушакова. Он выпростал из-за пазухи правую руку, аккуратно сдул с ладони прилипший олений волос и обменялся с гостем крепким рукопожатием.
— Здравствуй, Аналько! — ответил Ушаков, оглядывая стойбище. — Хорошо вы тут устроились!
— Нам нравится это место. Охота хорошая, ручей близко, да и ветер здесь не так сильно дует… Вот и Анакуль приехал к нам поохотиться…
— А как другие силы? — многозначительно спросил Ушаков.
Аналько понял намек и серьезно ответил:
— С ними у меня тоже хорошие отношения. Думаю, они начинают меня понимать.
— Ну вот и хорошо! — весело сказал Ушаков и, повинуясь жесту хозяина, вошел в холодную часть яранги.
Здесь с помощью обломка оленьего рога тщательно очистили от снега верхнюю одежду и особенно торбаза. Скинув кухлянки, Аналько с гостем нырнули в теплый, наполненный запахами человеческого тела меховой полог. Ритуал арктического гостеприимства разнообразен, но начисто лишен каких-либо внешних украшений, бессмысленных церемоний. Он подчиняется одному незыблемому правилу — создать максимум удобств для гостя, сделать его пребывание в яранге хозяина приятным. Поэтому первым делом его надо обеспечить самым дорогим, что может быть на севере — теплом. Затем накормить. Постелить ему мягкую постель, а к утру, если он намеревается сразу же продолжить свой путь, починить и высушить его одежду. Не меньшее внимание хозяин уделяет и его упряжке, собакам. Вот почему Ушаков и Павлов все дни, пока они гостили в стойбище Аналько, не думали ни о своей отсыревшей и кое-где порванной одежде, ни о собаках.
А по вечерам Аналько, Етувги и Анакуль рассказывали старинные легенды и сказки.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Все дни беременности Нанехак была начеку, чтобы неосторожным своим движением, а более всего неразумным поступком не повредить будущему ребенку. Осенью она отворачивалась от сладкой ягоды шикши и даже не смотрела на жирных бычков, которых на простую красную тряпицу ловили мальчишки в лагуне, примыкающей к поселению. Если беременная женщина съест шикшу или бычка, то это непременно приведет к рождению девочки. А Нанехак собиралась родить мальчика, похожего не только на своего отца Апара, но и на русского умилыка. Бродя по берегу моря в поисках морской травы, она осторожно обходила выброшенных волнами крабов, хотя прекрасно помнила солоноватый вкус бело-розового мяса в клешнях. Если бы будущая мать попробовала краба, то новорожденный мог появиться на свет уродливым и ходить боком. Сердце любого зверя и даже утки могло способствовать рождению труса. А это качество весьма презренно для морского охотника, чья жизнь проходит в проявлении самых сильных сторон своего характера, когда идет охота на морского зверя, моржа, кита или же белого медведя. Мясо и яйца гаги могли повлиять на плаксивость ребенка, ибо гага иной раз издает звуки, очень похожие на детский плач.
Каждое утро, независимо от погоды, Нанехак выходила из яранги и некоторое время стояла на улице. Это предохраняло будущего морского охотника от тучности, что могло быть помехой в охотничьем деле, требующем ловкости и выносливости.
Точно так же и Апар, выбравшись из полога, не должен был возвращаться обратно, не выйдя на улицу и не подышав чистым воздухом.
Многие запреты и правила уже никто не мог объяснить толком, но тем не менее все их неукоснительно и точно исполняли: и будущая мать и будущий отец.
Ближе к родам Апар снял с высокой подставки большую нарту и соорудил на ней с помощью гибких прутьев шалашик, покрыв его оленьими шкурами. Нанехак устроилась в шалаше, и нарта медленно, осторожно двинулась в поселение, где жили старые женщины, которые должны оказать роженице помощь. Кроме того, там был и доктор Савенко. Он вызвался сам принять роды, но Нанехак решительно отказалась, заявив, что никогда не позволит мужчине дотронуться до себя.
В селении Ушакова не было. Он был в дальней поездке, и это заметно расстроило Нанехак.
Ярангу они с Апаром поставили на старом месте. Апар все приготовил для роженицы. Прежде всего он прикрепил лахтачий ремень к потолочным балкам полога и концы свесил так, чтобы жена могла дотянуться до них. Женщина держится за концы ремня, и это помогает ей легче переносить роды.
Когда Нанехак почувствовала приближение схваток, она спокойно сказала об этом Апару, и тот побежал за Инкали, тещей учителя Павлова.
Инкали тотчас пришла и принялась хозяйничать в яранге. Она велела Апару разжечь в чоттагине костер и приготовить тундровый мох. Затем, выставив мужчину за дверь, подперла палкой переднюю стенку полога, чтобы видеть роженицу, и уселась у костра с трубкой в зубах.
Время от времени она поглядывала на Нанехак и пела старинную песню о будущем человеке, который приходит на смену тем, кто ушел навсегда.
Взволнованный Апар бродил возле яранги, ловя сочувственные взгляды сородичей. Все в поселении знали, что в его жилище сейчас совершается великое таинство рождения новой жизни, но чтобы кто-то выразил какое-нибудь пожелание или просто упомянул вслух о происходящем, об этом не могло быть и речи — иначе можно повредить будущему ребенку. Апар беспокоился и потому, что в случае осложнений к роженице полагалось звать шамана. Но его в поселении не было: Аналько жил на севере.
Доктор Савенко вышел из деревянного дома и направился к яранге, возле которой ходил Апар.
— Здравствуй, Апар, — поздоровался он и деловито кивнул в сторону яранги: — Ну как там дела?
Апар не знал, как себя держать. Согласно правилам, он не должен прямо отвечать на этот бестактный вопрос, но в то же время могло случиться и такое, что жене понадобится доктор…
— Дела на моем охотничьем участке хорошие, — уклончиво ответил Апар. — В моей мясной яме лежит десяток моржей…
— Да не о моржах я… — поморщился Савенко.