Остров надежды
Шрифт:
Апар чувствовал в душе, что его вера в духов и в Потусторонние силы поколеблена. То, что Ушаков позволял совершать обряды и не препятствовал исполнению других ритуалов, было жестом сильного, уверенного в себе взрослого человека, дающего возможность забавляться детям. Кроме того, Апар выяснил, что эскимосские боги сильно отличались от чукотских, оленных. Возникала кощунственная мысль: а не объясняется ли обилие разнообразных богов тем, что каждый народ, будь это эскимосы, чукчи, ламуты или русские, каждый придумывает своих собственных?
Отдав дань, Апар снова впрягся в нарту и повез сына в становище. Еще издали он заметил возле яранги чужие упряжки. Приблизившись, узнал Ушакова и Анъялыка.
— С прибытием! — радостно приветствовал гостей Апар.
— С новым солнцем! — весело ответил Ушаков. — Как мой тезка?
— Георгий встречал свое первое солнце, — торжественно ответил Апар.
— Поздравляю! — Ушаков подошел к нарте. — Ого, как вырос! Совсем взрослый человек!
Нанехак подняла сына на руки, чтобы Ушаков мог как следует рассмотреть его.
— Он все больше становится похожим на тебя, — с гордостью произнесла она.
В ответ Ушаков только кивнул.
Видимо, малышу надоело такое обращение, да и чужие лица показались ему не очень приятными, он вдруг громко закричал и прижался к матери, словно испугавшись чего-то.
— Ты что? — с укоризной заговорила мать. — Посмотри на умилыка! Гляди и запоминай его! Ты будешь таким, когда вырастешь!
Ушаков поспешил перевести разговор на другое, стал расспрашивать Апара о ледовой дороге вокруг мыса и дальше на запад.
— Хочу с Анъялыком проехать как можно дальше вдоль берега и поставить там знаки, которые будут видны издали, — сказал Ушаков.
— А зачем знаки? — спросил Апар.
— Весной, когда откроется море, не исключена возможность, что сюда снова пожалуют непрошеные гости. Так вот, я хочу, чтобы они видели: здесь живут и работают люди. Советские люди. Сначала поставим знаки, а ближе к лету, к тому времени, когда откроется море, на некоторых из них укрепим красные флаги.
— А мы вот с Нанехак решили построить дом, — признался Апар.
— Какой дом? — не понял поначалу Ушаков.
— Деревянный.
— Деревянный? А где дерево возьмете?
— Да его сколько угодно на берегу, — сказал Апар. — За лето можно набрать не на один дом.
— А что, вам в яранге не нравится?
Апар ответил не сразу.
— В яранге тоже хорошо, — раздумчиво проговорил он. — Но уж если мы собираемся жить по-новому, то и жилище надо менять. Чтобы было место где поставить умывальник, да и дневной свет не худо впустить внутрь…
— А это неплохая идея! — одобрительно воскликнул Ушаков. — Ведь рано или поздно эскимосу надо расставаться с древним жилищем. Георгий вырастет, пойдет в школу, ему понадобится стол, чтобы было на чем писать…
— Вот только стекла у нас нет да кирпича для печки, — сказал Апар.
— Найдем и стекло и кирпич! — обещал Ушаков.
Значит, все-таки зреет в людях мысль о переменах, о новой жизни. Эскимосы думают об этом сами и даже строят планы на этот счет. Ушаков как бы новыми глазами посмотрел на Нанехак. Вот, оказывается, где еще таятся подспудные силы, которые можно привлечь на свою сторону!
Гости ночевали в пологе. Поздним вечером Анъялык вышел покормить собак. Ушаков разоблачился до нижнего белья и полулежа разговаривал с хозяевами.
— В эскимосской жизни много отсталого, — говорил он. — Особенно то, что касается чистоты тела и жилища. Я понимаю, в яранге ни помыться, ни постирать. Негде. Да и тепло надо держать малыми силами мохового светильника.
— А мы раньше и не знали, что можно жить по-другому, — призналась Нанехак. — Мне казалось, что та жизнь, которой живет русский или американец, она не подходит эскимосу или чукче. Я даже думала, что вы иначе устроены, часто моетесь, потому что кожа у вас белая.
Апар разделся, оставив лишь между ног кусок вытертого пыжика. Нанехак была в плотно облегающих черных трусиках, а голый Георгий ползал по шкурам и пытался засунуть в рот большой палец правой ноги Ушакова.
Ушаков настолько привык к ярангам, он и представить себе не мог, что в зимнем эскимосском жилище будет как-то иначе. Как можно в одежде находиться в жарко натопленном пологе, если, скинув ее, чувствуешь, как отдыхает все тело, как живительное тепло проникает в тебя, накапливаясь, собираясь для будущих испытаний на обжигающем морозом ветру?
Он уже не обращал внимания на то, что совсем рядом, в тесном меховом пологе покачивались налитые молоком груди Нанехак с белой капелькой на темно-коричневом соске.
— И еще нам с Нанехак хотелось бы выучиться грамоте, — сказал Апар. — Но как это сделать? Не будет же Павлов ездить сюда ради нас?
— А может быть, вы переселитесь назад, в поселок? — сказал Ушаков. — Там и будем строить новый дом.
Услыхав это, Нанехак замерла от едва сдерживаемой радости. Конечно, ей хотелось бы жить в большом поселении, рядом с деревянным домом, где живет любимый человек. Но она не смела об этом думать, а тут умилык сам предлагает. Она только сказала:
— Георгию нужны товарищи…
— Значит, так и решим, — улыбнулся Ушаков. — Летом, перед началом моржовой охоты, переселяйтесь.
— Я думаю, прежде надо построить дом, — сказал Апар.
— Можем пока и в старой яранге пожить, — возразила Нанехак. — Как же мы будем строить дом в поселении, живя здесь?
— Нанехак права, — кивнул Ушаков.
Она с благодарностью посмотрела на умилыка и, подхватив ребенка, сунула ему полную, налитую теплым молоком грудь.
Георгий зачмокал, а мужчины вернулись к своей беседе.