Остров надежды
Шрифт:
— А можно посмотреть внутри?
Нанехак подняла меховую занавесь, и Ушаков с привычной ловкостью вполз во внутреннее помещение. Приглядевшись, увидел на прежнем месте аккуратно застланную одеялом кровать, подушки, одетые в цветные наволочки. Рядом стояла постелька Георгия.
Однако в углу, там, где виднелся погасший жирник, Ушаков заметил ворох оленьих шкур.
— Вы на них спите?
— Спим, — виновато вздохнула Нанехак. — Так лучше.
Но не это опечалило Ушакова, а то, что в комнате было холодно и кое-где в углах даже белел иней. Он приложил руку к кирпичной стенке печи — она была ледяная.
— А почему печку не топите?
— Трудно, — тихо ответила Нанехак. — Однажды так натопили, что не задохнулись едва. Хорошо, что я проснулась и выволокла малыша и Апара.
— Угорели, что ли? — встревоженно спросил Ушаков.
— Да. Доктор Савенко объяснил, что так случилось потому, что мы вовремя не закрыли трубу. Он еще сказал, что так можно было и вовсе помереть. С тех пор и боимся топить. Лучше жить в холоде, чем умереть в жаре.
Последние слова Нанехак произнесла с невеселой усмешкой.
— Нет, Нана, так жить не годится! — строго сказал Ушаков.
Он чувствовал себя виноватым. Ведь эти люди переселились в непривычный для них деревянный дом отчасти и потому, что хотели показать, что они на его стороне, что верят в ту прекрасную жизнь, о которой он так много им говорил. Ведь пока никакого реального подтверждения его обещаниям не было. Два лета минуло — а пароход не пришел, и даже самолеты теперь казались приснившимися. О них напоминала лишь пачка читаных-перечитаных газет «Правда».
— Печку надо топить, — уже мягче сказал Ушаков и обещал: — Я сам этим делом займусь. Я не хочу, чтобы Георгий мерз в новом доме.
В тот же день он собственноручно затопил печку, заставил Нанехак приготовить ужин на плите, а не на жирнике. Вернувшийся с моря Апар удивился, увидев у них умилыка.
— Почему ты не сказал мне, что у тебя в доме холодно? — строго спросил его Ушаков.
— Стеснялся, — ответил Апар.
— Как это — стеснялся?
— Наверное, на самом деле топить печку не такое уж хитрое искусство, — виновато сознался Апар, — и всякий русский с этим легко справляется. А у меня не получалось…
— И у меня не вышло, — сказала Нанехак. Несколько дней Ушаков приходил в дом Апара и топил печку, показывая и объясняя хозяевам, как это надо делать. Вскоре стали наведываться и любопытствующие соседи, и само собой получилось так, что к тому времени, когда Ушаков затапливал печку, в комнате было уже полно народу. Нанехак обносила всех чаем, угощала свежим нерпичьим мясом.
— А если опять парохода не будет? — как-то спросил Кивьяна, и в голосе его Ушаков уловил почти вызов.
— Пароход будет! — уверенно ответил он. — Обязательно будет! — и пристально посмотрел на эскимоса.
Кивьяна смутился, но все же сказал:
— Ведь парохода не было и в прошлое лето…
— В прошлое лето его и не должно было быть!
— Однако ты ждал, — напомнил Кивьяна.
Это верно. Ушаков ждал парохода. Почему-то думалось, что он будет… Раз были самолеты, раз к острому подходила американская шхуна, почему бы не прийти и советскому пароходу? Тем более что ледовая обстановка была благоприятной.
— А может, те, кто тебя послал, забыли? — осторожно спросил Кивьяна. — Или же думают, что ты погиб, замерз? Сам же говорил: американцы или, как их там… канадцы… которые тут до нас жили, все померли, осталась одна эскимоска…
— Меня не могут забыть, — стараясь говорить спокойно, ответил Ушаков. — Советская власть своих людей не забывает и не бросает в беде. Среди канадцев была всего лишь одна эскимоска, а вас вон сколько!
Правда, после такого разговора в душе Ушакова родилось сомнение: а вдруг и в самом деле случится так, что и в эту навигацию парохода не будет?
Продовольственные запасы уже заметно истощились. Патроны приходилось выдавать уже не с такой щедростью, как вначале. Куча угля, выгруженная со «Ставрополя», едва возвышалась над землей. Если и вправду парохода не будет и в этом году, придется ограничить выдачу продуктов а больше полагаться на охотничью удачу.
В доме Апара стало тепло и уютно. Иней в углах растаял, даже на маленьких оконцах не было больше толстого слоя льда.
Иногда печку затапливали сами Апар или Нанехак, но Ушаков приходил каждый вечер и следил, чтобы труба закрывалась вовремя.
— Пока по раскаленным углям пробегают синие огоньки, закрывать трубу нельзя ни в коем случае, — учил Ушаков.
Маленький Георгий, уже начинавший понемногу говорить, радостно встречал его:
— Умилык! — Он называл Ушакова, как и все остальные.
Как-то вечером Нанехак сама завела разговор о будущем пароходе, о сомнениях, которые ходили среди эскимосов.
— Старцев говорит, что ты нас обманываешь, — смущенно сказала Нанехак, видимо, ей было неприятно, что такие разговоры идут от родственника.
— Старцев? — переспросил Ушаков. В общем-то он не удивился услышанному. Все эти слухи, потаенные разговоры, смущенные переглядывания должны были иметь какой-то определенный источник. — А что он говорит?
— Мне он сказывал, что ты, может быть, и не большевик, а преступник или разбойник, сосланный на всю жизнь на этот далекий остров. Я тогда спросила, почему преступнику дали такой большой запас товаров?
— И что он на это ответил? — полюбопытствовал Ушаков.
— Он сказал, что это твоя пожизненная ссылка… И что ты завлек нас сюда обманом, что никакого парохода не будет, никакой будущей счастливой жизни. Кончатся продукты, истощится зверь, и все мы умрем здесь голодной смертью…
Конечно, можно было только подивиться фантазии озлобленного человека, но своими вымыслами он сеял среди эскимосов смуту. Доверчивые люди, они никак не могли уразуметь, где тут настоящая правда, а где вымысел. Ведь парохода-то нет… Но и умилыку они привыкли верить…