Остров Невезения
Шрифт:
День выдался солнечный. У меня всё было готово к отъезду, я наводил порядок в комнате и кухне. Сергей сортировал и паковал свои многочисленные вещи. Я категорично заявил, что не приму участие в транспортировке его кастрюль, сковородок… Он ворчливо-назидательно рекомендовал мне взять хотя бы свой спальный мешок, который может понадобиться. В последнем, я не сомневался, и согласился с ним. Оставшиеся бытовые вещи, Сергей временно оставил в оперативное пользование Людмиле и Оксане, не исключая своё возвращение за ними.
Вынесенные из дома мешки с мусором и хламом, мы выставили во дворе. Хозяйка вышла на мой звонок и приняла ключи от дома. Я рапортовал о полном порядке в доме, и она довольно тепло распрощалась с нами, пожелав удачи.
7
Саутхэмптон —
Не осуждайте меня, вы могли быть мною в другой жизни, в ином стечении обстоятельств…
Снова Лондон. Вокзал Виктория. Сумки — в камеру хранения, сами — в метро, и линией Виктория до станции «Семи Сестёр». К Людмиле в ожидании томились клиенты. Организация приёма людей — из рук вон паршивая. Увидя нас, она приветливо поздоровалась и ответила, что пока не может даже приблизительно сказать, когда сможет принять. В ожидании, мы бестолково околачивались в конторе и вокруг.
Изучив вопросы, поставленные в анкетах, которые нам следовало заполнить, я предположил, что и сам мог бы всё сделать, без помощи Людмилы. Но коль уж нам рекомендовали прибегнуть к помощи профессиональных адвокатов по миграционным делам, и мы договаривались о встрече, то решили дождаться её. А пока, убивали время изучением вопросов и подготовкой ответов и легенд.
«I could speak a million lies, a million songs… a million years of uncertainity»23
Я мог солгать миллион раз, спеть миллион песен… миллион лет неопределённости…
Принять она смогла нас вечером. Устало предложила по-быстрому заполнить анкеты и разбегаться по домам. Наши биографические заготовки оказались очень кстати. Она внесла лишь незначительные коррективы в предложенные нами белорусские легенды. Пообещала оформить всё должным образом и в срок доставить в миграционный центр. В процессе согласования дат, событий и белорусских географических наименований, мы немало шутили. Кроме шуток, Людмила напомнила о договорном гонораре за её соучастие в нашем лже-белорусском деле. Сошлись на пятидесяти фунтах на данном этапе, и предположили, что нам ещё предстоит встречаться в будущем, тогда донесём и вторую половину. Закончили, когда уже стемнело. Назревал вопрос о ночлеге. Людмила посоветовала постучать в ближайшую церковь на этой же улице, где якобы практикуют предоставление ночлега для бездомных. Пообещали известить её о своём новом адресе. На том и расстались.
Рекомендованную нам церковь на этой же улице мы отыскали быстро. Но выглядело это старое протестантское сооружение мрачновато и безжизненно. Никаких признаков бездомного движения я здесь не заметил. Пройдя вглубь двора, мы выбрали дверь с негостеприимным объявлением для посетителей:
No cash or drugs. [24]
Я долго и настойчиво стучал в тяжёлую дверь, и, похоже, всё — таки, достал кого-то. Дверь приоткрыл пузатый представитель Бога, и, пережёвывая свой ужин, спросил:
24
Нет наличных или наркотиков.
— Чем могу помочь, джентльмены?
— Возможно ли, получить здесь ночлег? — коротко изложил я причину визита.
— Сегодня таковое невозможно. Сожалею, — поспешил он запереть дверь и вернуться к трапезе.
Я коротко рапортовал Сергею. Тот выругался в адрес всех служителей Бога. Новых идей не поступило.
Мы находились в трёх остановках от Волтомстоу, где проживал земляк Виктор. Я не видел его с тех пор, как уехал на ферму, а последнее время и не звонил.
На мой телефонный звонок ответила его жена Люда. Меня узнали. Виктор оказался дома, всё складывалось удачно.
— Привет, Витя! Как поживаешь?
— Ты, Серёга? — узнал он меня, — где пропадал, что у тебя нового?
— Новостей у меня много. Сейчас я в Лондоне, недалеко от станции «Семи Сестёр». Хорошо бы повидаться и поговорить.
— Так подъезжай! — охотно принял моё пожелание Виктор.
— Только я не один, с приятелем.
— Я его знаю? Андрей?
— Нет, ты не знаешь его.
— Ну ладно, подъезжайте, разберёмся.
Пришлось снова объяснить Сергею о возникшем варианте дружеского пристанища. Он одобрил такую затею и предложил прикупить выпивку. Здесь он отгадал! В этом вопросе Виктор был безотказен.
Вышли на конечной линии Виктория. Поднимаясь по ступенькам станции метро, бегло пообщались с мелкими предпринимателями, выпрашивающими в конце дня суточные проездные билеты, чтобы затем продать их до окончания суток.
На базарной улице торговлю уже свернули, и шла вечерняя чистка территории. Кое-какие лавочки ещё работали. Купили пива, и нырнули в пустую кормушку Fish & Chips. [25] Там заказали традиционные порции жареной рыбы с картофелем фри, и не спеша, потребили, запивая это пивом. Оттуда вернулись в лавку, торгующую алкоголем и Сергей, на своё усмотрение, закупил креплённое баночное пиво. Я разнообразил это бутылкой сухого красного, и мы направились на Палмерстоун улицу.
25
Рыба и чипсы
Витя недавно вернулся с работы, выглядел уставшим. Расположились на кухне.
Миграционное дело его семьи висело в неопределённости, как и сотни тысяч других подобных. Наша белорусская затея, тем более, не отличалась оригинальностью, поэтому говорить оказалось особо не о чем. С выпивкой закончились и темы для бесед. Все хотели отдыхать. Нам гостеприимно предложили комнату, и мы с благодарностью расположились на полу. Выданные на ферме спальные мешки снова положительно послужили нам.
Утром, в субботу, когда мы проснулись, Виктора уже не было. Работа. Людмила пригласила нас позавтракать. Спешить нам было некуда. Завтракали с пивом. Пиво, которое нравилось Сергею, едва ли можно называть таковым. Это креплёное баночное пойло, по своим вкусовым и прочим качествам, представляло широко популярную категорию «Дёшево & Сердито». Выпил я немного, но оказалось слишком невкусно и сердито, если не обладаешь должной сноровкой, закалкой, тренировкой…
Провожая нас, Людмила вспомнила и отыскала для меня письмо. Отреагировал я на таковое, как на нечто из прошлой жизни. Вспомнил, что делал неуклюжую дождливую попытку восстановить человеческую связь с Украиной, отправив письмо из глуши графства Дэвон в Одессу. Обратным адресом указал единственный известный мне в Лондоне. Сюда и пришёл ответ.
Выпитое креплёное пиво и неожиданное письмо как-то неспокойно легли на душу. Я вяло пытался сообразить, какие следует предпринять шаги во времени и пространстве, и чего следует ожидать от этого письма? Мой напарник предлагал побывать перед отъездом в некоторых местах в Лондоне. Я не возражал. Так, мы оказались в полупустом субботнем метро. Рядом сидящий земляк, пребывая в приподнятом крепким пивом настроении, читал мне лекцию о силе молитвы и приводил примеры экстремальных ситуаций из своей украинской жизни. Я распечатал письмо и стал урывками вникать в суть изложенного в нём. Моё рассеянное внимание отвлекал рядом сидящий попутчик и объявления об остановках и возможных переходах на другие линии. Сергей инструктировал меня о скором переходе на станции King's Cross. Не вникая в его маршрут, я согласно кивал тяжёлой головой, не отрываясь от письма. Отчаянно пытался настроиться на нужную волну и воспринять полученное почтовое сообщение, как от близкого мне человека. Сканируя глазами рукописные строчки, я чувствовал, как отдалённые расстоянием человеческие отношения гадко сползают в новую, меркантильно-оценочную плоскость, корректируются временем, пространством, иным языком, климатом и новыми рыночными отношениями. Одолевало чувство бессилия и смирения со всем происходящим в этой Богом проклятой стране уродливо зарождающегося украинского капитализма. Ничего не оставалось, лишь принимать все перемены, как испытание и подготовку к чему-то новому, лучшему.