Остров невиновных
Шрифт:
В дневные часы свалку оккупировали чайки. Крабы, а за ними и охотники выползали из укрытий с наступлением сумерек, но Фаулер не планировал ждать. Люди, как и животные, не уходят далеко от кормушек. Хотя в данном случае из-за распространяемых этой самой кормушкой ароматов искать следовало немного дальше. Например, в роще за бывшим песчаным карьером, ныне затопленным.
Лет тридцать назад городские мальчишки облюбовали это место для пикников. Котлован казался удобнее, спокойнее и безопаснее моря. Не смущала даже близость консервного завода и вонючей свалки.
А
И все же на котлован безголовая мелюзга бегает до сих пор. Для них это такое же проявление крутизны, как для старшеклассников ночи на моле.
Но сейчас у воды никого не было.
Фаулер оставил машину и по берегу обошел искусственное озерцо. Солнце припекало, и прохладная вода — она здесь в самый лютый зной прохладная — казалась особенно привлекательной, но с того самого дня лейтенант не окунался в нее больше ни разу. Он удовлетворился тем, что расстегнул верхние пуговицы рубашки и закатал рукава. Принюхался. Ветра почти не было, но дул он в правильном направлении, снося зловоние свалки в сторону моря. Ничто не мешало различать в душном воздухе другие запахи. Земли, травы, копошащихся в ней муравьев… Муравьи пахнут, да. И лягушки. Змеи и ежи… Птицы. У каждого есть свой запах, который ни за что не перепутаешь с запахом немытого человеческого тела.
Ну и костер еще. Змеи и ежи не жгут костров и не жарят на них… Ничего не жарят. А тушки, нанизанные на прутики, при жизни были, скорее всего, сусликами.
— Приятного аппетита, — пожелал Фаулер сидящей у костра троице.
— Спасибо, — не растерялся старший из бродяг.
Смотрелся он, по крайней мере, старшим: с густой седой бородой, морщинистый, скрюченный то ли годами, то ли болезнью, одетый, невзирая на жару, в теплое пальто и обвязанный шарфом. Его спутники выглядели моложе и немного опрятнее. Заросшие, но не настолько. Потом от них разило не так сильно, и одежду они пусть раз в месяц и без мыла, но стирали.
— Присаживайся, — предложил, скаля гнилые зубы, старший. — Гостем будешь. Мы как ждали, деликатесов с запасом наготовили. Угощайся.
Глубинные демоны знают, за кого его приняли, но явно не за полицейского и не за оборотня. О первом он решил пока умолчать, но от демонстрации клыков не удержался: уселся прямо на землю, снял с костра зарумянившуюся тушку и с аппетитом в нее вгрызся.
А что? Суслики вполне съедобны. А огонь — отличное средство дезинфекции, и уже не коробит от мысли, что бродяги обдирали зверьков грязными руками. После войны Фаулер вообще стал крайне неприхотлив в еде.
— Нормально, — сказал, пережевав мясо прямо с мелкими, хрустящими на зубах косточками. — Жаль, кетчупа нет.
Бродяги задрожали так, что земля завибрировала. Кто из них пролепетал испуганное «бер!», лейтенант не понял. Но точно не старший.
Тот первым оправился от накатившего страха и покачал головой:
— Нет, не бер. Не бер… Медведи, они не такие. Видал однажды…
Фаулер тоже видал. Северяне, что беры, что вольфы, отличались от морских псов. Во-первых, тем, что к морю никакого отношения не имели. Материковых оборотней взрастили горы, чьи пики хоть и не так, как острова, но тоже копили в себе магическую энергию. Холодный горный край суров и опасен, и дети его были такими же. Дикими, даже если родились и жизнь прожили в столице, и дикость эта проявлялась у них во всем, от внешности до повадок.
— Пес это, — осторожно, еще боясь ошибиться, вывел старший. — Водяной пес. Морской. Таких еще водолазами зовут… Да?
Фаулер неопределенно пожал плечами.
— Точно, пес, — осмелел бродяга. — В позапрошлую эпоху, рассказывают, вышли морские псы на острова. Лохматые, здоровенные… Но смирные…
— Мирные, — поправил лейтенант.
— Мирные, да… Жить стали рядом с людьми. Помогать им. Сети с рыбаками тянули. Тяжести по суше… За детьми глядели. Любят они детей…
«Жареных», — закончил про себя Фаулер, глядя на тушки над костром и одновременно с тем вспоминая молодняк с мола.
— Прижились рядом с людьми, — продолжал рассказчик. — Так прижились, что сами людьми стали… Хоть и не совсем. Луна приливы будит и псов домой зовет… В море… Говорят, если вернется пес в глубины, на берег не выйдет уже… Особенно если его перед тем по башке тюкнуть и камень потяжелее к ногам примотать…
— Интересный ты сказочник, — хмыкнул Фаулер. На «тюкнуть и камень к ногам» он не обиделся. Просто старик дал понять своим товарищам, что перед ними не мистический монстр, а такой же смертный, как они. Почти такой же. — Может, еще истории знаешь? Про острова? Про этот, например? Желательно из недавнего что-нибудь, древние сказки я и сам тебе расскажу.
— Из недавнего? — усмехнулся бродяга. — Есть такие. Только в горле пересохло, говорить тяжело.
— Ты водички попей, — посоветовал лейтенант. — А если хочешь, отвезу в одно местечко, там к воде еще хлеб прилагается, постная похлебка, бобы и картошка… Мяса только не дают. — Он помахал оставшейся половинкой суслика. — Зато выкупают, побреют, одежду чистую выдадут.
— Честно отвезешь? — прищурил закисшие глаза бездомный.
Фаулер вынул из кармана значок со звездой.
— Если очень надо, пару дней отдыха организую.
— Неделю!
— Три дня. И то если мне твои сказки понравятся.
Старик поглядел на приятелей и кивнул на деревья:
— Погуляйте пока. Воды и правда наберите, что ли.
С ним не спорили. Только сняли с костра сусликов. Всех. Видимо, опасались, что гость войдет во вкус.
— Так какую тебе сказку? — спросил старик, оставшись с ним один на один у костерка. — Их много есть. Про призрачную деву, например. Ту, что ночами вокруг психушки бродит. Голая, говорят. Специально караулят, чтобы посмотреть. Многие видели… Но не я. Я в той стороне давно не бывал…