Остров Рай
Шрифт:
Разобрали бесплатные турникеты, открыли школы, конфисковали дворцы и фальшивые деньги. Через месяц восстановились смог, реклама и пробки в центре. Погорелые вкладчики разгромили головной офис «Азазелло Инкорпорейтед». На Поклонной горе Церетели ставил в ряд монументы Отцу Народов. Суматоха вокруг желаний сошла на нет.
Ближе к таянью снега, завершив поединки, единороги сбросили рога. Эн подобрала один в сквере и подвесила над монитором — для красоты. По ночам рог светился опаловым легким светом.
В понедельник почтовый ящик снова забило спамом. Каталоги отелей кончились, дали править инструкцию к чудо-импортной бормашине. Зацвел кактус на подоконнике. «Лучшие новости — никаких новостей» — в прозе жизни все осталось по-прежнему.
Первым утром апреля Эн сходила в редакцию. Правку
Через час они сидели на парапете, болтали ногами и ели мороженое (необычайно вкусно в промозглый день). У Антона — так звали парня — оказалось приличное чувство юмора. Он вполне оценил дьявольскую издевку, а в ответ рассказал, как на площади в Новокузьминске до сих пор бьет фонтан чистой водки. Дважды взорвать пытались, в оцепление брали — без толку, подходи и пей, сколько влезет. Эн тут же вспомнился «Седьмой континент» с колбасой за два двадцать и консервами «Частик в томате» на опустелых прилавках. Антон помялся и выдал хохму про стерильный, как скальпель, вокзальный сортир в Окуловке…
Они долго травили байки. Наконец, любопытная Эн спросила, а каким оказалось его собственное желание. Антон развел руками.
— Понимаешь ли, Энни, я так и не встретил человека, с которым мне суждено разделить желание. Что поделать — не всем везет. А в случайности я не верю.
Эн подхватила:
— Ага, кирпич никому на голову просто так не падает!
Да, посуди сама, — подтвердил Антон, — какова вероятность, что некий Эн из города Энска захочет того же, чего и я? Забавно было бы свидеться… если он вообще существует в природе.
Эн загадочно улыбнулась:
— Мне бы тоже хотелось на него посмотреть…
Они жили долго и счастливо. И, наверное, будут жить, пока вы, мой читатель, листаете эту сказку.
Злая сказка
На рекламе Великого Казино красовался мальчишка-саксофонист. Он смеялся. Из инструмента текли монеты, складываясь в название. Такими же желтыми кругляшами был отделан парадный вход. Город Энск пребывал в жесточайшем недоумении — еще летом на пустыре пасли коз и гоняли мячи. В сентябре появился забор, засновали грузовики, день и ночь бил поклоны подъемный кран, суетились рабочие — низкорослые, молчаливые чужаки. А ко дню Революции грандиозный игорный дом был готов. Блеск и тайна матовых стекол, феерия света на зеркальном фасаде, мраморные ступени, строгий уют внутри. Биллиардные залы, автоматы, рулетка, карточные столы, фирменные сиденья по форме тела — раз присев, не хотелось вставать с этих теплых, бархатистых и нежных кресел. Безликая вышколенная охрана, белокурые девицы-крупье в красной кожаной униформе, официанты внимательные и любезные. Первый день был бесплатным — всякий житель славного Энска мог прийти попытать удачу. И, наверно, полгорода с чадами и домочадцами не замедлило полюбопытствовать. Пенсионеры, медсестры, шоферы и продавщицы с опаской топтались по дивным залам, жадно пили бесплатную кока-колу, крутили ручки у автоматов и пялились на полуголых крупье. Кто-то ставил монетки в бильярде, кто-то кормил пятаками одноруких бандитов, но как следует выиграл только старик Субботин — бывший шеф городских новостей. Восемь тысяч зеленых — немудрено, что беднягу хватил инфаркт у центральной кассы.
После было торжественное открытие — с шампанским, стриптизом и духовым оркестром. Все иномарки, все парижские платья и пурпурные пиджаки города не замедлили быть на приеме. С придыханием дамы шептали на ушко друг другу о соблазнительных шалостях и брильянтовых ставках на гладком сукне. Дальше рядом открылся небольшой, но почтенный публичный дом с вековыми традициями. У красоток там были книжечки наподобие бальных, по субботам с утра приходил врач, а ввечеру объявляли ночь любви с правом выбора кавалеров. Дорогие контракты и холостяцкие праздники стало модно отмечать в новом клубе. И с полуночи до рассвета Великое Казино бурлило, шумело, играло и веселилось. Безудержно, неугомонно, радостно и бесстыдно. По утрам горожане шептались, мол Иван Иванович десять тысяч со ставки снял, а Ванюха Иванов проиграл «Мерседес» и повесился на фонарном столбе у входа. И пялились вслед игрокам — их легко узнавали по измятой нарядной одежде и темным кругам под сияющими глазами.
Жители честные, бедные и порядочные возмущались, писали петиции и устраивали пикеты. Пока однажды к протестантам не вышел хозяин — щуплый, бледный пацан с необычными гибкими пальцами длинных рук. Он насвистывал простенькую мелодию и вертел в руках проходной билет с золотым обрезом. И почтенные коммунисты стали прыгать за яркой бумажкой, что собаки за лакомой косточкой. Победителя — политрука Язькова видели ранним утром — он брел, как пьяный, к своей хрущобе и ругался площадной бранью. Дойдя до дома, политрук выставил вон жену, дочь, зятя, кота и внука, пинками загнал родню в дряхлый «Москвич» и на полной скорости выехал в неизвестную сторону — больше об их семействе никто не слышал.
Шла зима. Заведение процветало. Призывно мерцали огни на фасаде, беспрестанно играла музыка. Посетители сутками не вставали из-за столов. Проигрывали квартиры, машины, дачи, мужей и жен. Обеднев — продолжали в кредит. Хозяин давал добро. Он бродил по казино, внимательный, нервный, цепкий. Был одет словно с чужого плеча, в заношенный сюртучок, серые брючки и стоптанные башмаки — говорили, хозяин скуп. Гости залов заискивали и робели, когда он проходил мимо, щелкая пальцами в такт причудливой музыке. Иногда он становился у автомата или рядом с рулеткой и внимательно наблюдал за игрой. Иногда — очень редко — давал знак и охрана выводила посетителя вон — неважно, выигрывал тот или нет. Но чаще хозяин кивал благосклонно и продолжал обход. За его спиной с новой силой вскипало веселье. Гости ели — порой, руками, как дикари, плясали на лестницах и танцполах, совокуплялись в укромных закутках и местечках. И снова играли, подчиняясь мелодии страсти и бешеного азарта.
Энск поздно начал пугаться. Обыватели свыклись с забавами жирной стаи хозяев города и только сплетничали почем зря да завидовали черной завистью. Многие втихомолку мечтали накопить денег и рискнуть половить за хвост золотую рыбу удачу. Ну, подумаешь, дочка Ложкиных подалась в проститутки — так шалавой была, вся в маму. Ну, мальчишка Шевякин ограбил родную бабушку и кубышку ее на кон бросил — так ведь выиграл, гляньте, какой разряженный. И когда Федор А., весь в бинтах, извиваясь, словно червяк, из больницы через пол-Энска полз к Великому Казино, люди думали — прихоть, придурь. Тем же вечером из уст в уста разошелся слух — рыжий бандит недавно разбился в джипе. Двое суток над ним колдовала бригада врачей, по кускам собирали. А он, чуть в себя пришел, дал по морде хирургу и, как был, поспешил играть. Не могу, грит, слышу музыку. Звуки сладкие, липкие, день и ночь они в голове. И пошло…
Игроки оставляли дома и семьи, уходили с работы, бросали службу. Круглые сутки проводили они в Казино, ставя на карту свои никчемные жизни. Что только не перепробовали безутешные родственники — запирали в квартирах, вязали по рукам и ногам, поили снотворным, отмаливали в церквах — без толку. Не уследишь, глядь — бедолага уже в игральне. А входить в Казино, чтобы забрать кого-то, хоть бы мужа, сына или отца, запрещалось уставом — как в Российской Империи нельзя было уводить пьяницу из государева кабака. И охрана стояла намертво. Наивные жители пробовали обращаться к властям, но пока спохватились и мэр и начальник милиции и секретарь парткома нашли себе место у столов, покрытых зеленым сукном. Оставалось терпеть и ждать — что же будет.